Продолжение

[Hildiko-vilnius]

Ужика

Через несколько октад лорд Виверна случайно увидел своего младшего сына, когда тот входил в Южные ворота Драконьей усадьбы. Лицо юноши светилось радостью, а рубашка была изгваздана так, словно... лорд Айвэг затруднялся представить себе, что нужно сделать с одеждой, дабы довести ее до подобного состояния.
Тем более в городе.
Трава, песок, водоросли, слюна какого-то зверя – но не дракона, скорее теплокровного.
Где, как он нашел теплокровных – а главное, зачем?

А улыбки такой старый лорд Виверна не видел у сына очень, очень давно. Пожалуй, с тех самых пор, когда умерла А-Рэнги. Тогда Маленький Дракон был еще ребенком, – лорд Айвэг вздохнул.
Больше пяти лет прошло. Совсем вырос Дракончик...

Внезапно подумалось, что он почти не знает своего младшего – чем тот живет, над чем думает, о чем мечтает

Внезапно подумалось, что он почти не знает своего младшего – чем тот живет, над чем думает, о чем мечтает.
Да и мечтает ли?
Есть ли у Маленького Дракона что-нибудь сокровенное, такое, о чем он не говорит даже отцу? Впрочем, они вообще нечасто разговаривают. С кем он делится своими мыслями, переживаниями, радостями и печалями – да и делится ли? Есть ли у него кто-то действительно близкий – брат, девушка, какие-нибудь друзья? Возможно, в городе, вне клана – и именно от них он приходит таким счастливым? Старший Виверна почувствовал укол ревности. Неправильно это – когда какие-то там чужие ближе своих.

Со старшим сыном, Тальшаном-Тайли, все более-менее понятно – неплохой боец, толковый офицер, но не более. Вместо общения с гетерами и прочих развлечений, подобающих юноше его возраста, предпочитает сидеть в библиотеке. И ладно бы клановой – городской. А почти все деньги тратит на книги, которые ему привозят не только из метрополии и сопредельных стран, но и изо всяких дальних краев. Между делом выучил несколько языков – по крайней мере настолько, чтобы на них читать. Изучает чужие обычаи – дело хорошее, мог бы стать разведчиком или дипломатом, если бы только не был так добр и простодушен... К тому же еще интересуется всякой ерундой – откуда взялись какие законы и обычаи, как люди отмечают праздники, чем украшают дома, во что играют дети, – и почему все это происходит именно так.

И, кажется, всерьез намерен жениться на той девчонке из Стеклодувов, из Дома Радужной Капли. Ничем не примечательная девочка, лорд узнавал. Добрая, симпатичная, хорошо воспитанная, кажется, дальняя родственница главы своего Дома – но ничего особенного. Родители – ремесленники, мастера, бабушка до недавних пор ходила в море на пиратском корабле... Или на торговом? Какие-то приемные дети из-за моря – но девочке они не родня. То есть родня, конечно, но не кровная.
Там вообще нет ничего такого, чего стоило бы ждать пять, что ли, лет, пока малышка вырастет. Ни какого-то выдающегося ума, ни красоты особой... Даже имя, и то самое простое. А он ждет – со своих шестнадцати. Правда, девочка, вроде бы, здоровенькая, да и семья подходящая – то есть, из детей, при надлежащем уходе и воспитании, скорее всего, получится вырастить Виверн.
В случае смешанных браков Виверны старались досконально изучить родню возможного жениха или невесты, чтобы понять, какие болезни и особенности есть у будущей родни, что может родиться от такого брака и каковы шансы вырастить детей драконьими всадниками: сильными, ловкими, но легкими.
...Впрочем, если подумать – а что еще нужно для хорошей жены? Не всем же быть учеными, как покойная госпожа А-Рэнги.
Его любимая – и единственная. Сколько ни суждено ему прожить на свете – не будет у лорда Авэйги других женщин. И не из принципа, не ради памяти – просто после нее ему больше никто не нужен.

Юная всадница, освещенная лучами закатного солнца, снижается, делает круг над поляной, из-под шлема выбивается длинная коса. Девушка очень аккуратно сажает зверя, спрыгивает на землю, нежно гладит огромную чешуйчатую морду.

Он подошел тогда, чтобы напомнить смутно знакомой девице о необходимости как следует закреплять волосы, потому что в полете беспечность может стоить жизни – и пропал. Можно сказать, это действительно стоило жизни – ему. В тот же вечер семнадцатилетняя Рэнги стала его советницей, а через год и женой.
Двадцать лет счастья.

...Пять лет назад, когда они только узнали, что их старший дружит с девочкой из Стеклодувов, жена говорила – пусть. Видимо, уже успев собрать всю необходимую информацию, – Рэнги никогда не принимала важных решений наобум.
И что в любом случае девочка войдет в брачный возраст еще не скоро, до тех пор оба могут дюжину и восемь раз передумать, а запрет может вызвать у сына желание поступить по-своему, пусть даже вопреки родительской воле. Это звучало странно и даже казалось ему немного оскорбительным, но он согласился, уступая жене, как привык уступать ей почти во всем, что не касалось дел военных.
Ладно.
Значит, так тому и быть. Когда маленькой Эшт из дома Стеклодувов исполнится положенные семнадцать, Дом примет ее, а со временем она родит наследнику Виверн маленьких дракончиков и будущих лордов.
Иначе и быть не может.


А вот с младшим все гораздо сложнее. Киэран родился слабым и болезненным, в первые годы лорд был почти уверен, что ребенок проживет недолго. Он почти смирился с этим и не ждал от сына ничего особенного: выживет – хорошо, нет – жаль, но что поделать. Главное, чтобы была жива и здорова обожаемая супруга – к тому же один сын у них уже есть.
...Ей вообще не следовало рожать, тем более – второго, он даже предлагал кого-нибудь усыновить, если уж она так хочет детей.

Но Рэнги была с этим категорически не согласна; посылала за помощью к эльфам, магам, говорила с целителями дома Ландыша – и добилась-таки своего. Поначалу лорд не возлагал на малыша особенных надежд, тем более, что старший, Тайли, рос сильным и крепким. А этот – ну, жив, и ладно. Мать собиралась сделать из мальчика ученого, отец не возражал. Что ему остается, с его-то здоровьем? Это казалось разумным – старший будет воином и главой клана, станет водить в бой драконьи войска, а младший – ученым, как мать, советчиком и помощником... Но шли годы, мальчики росли – и со временем Авэйги понял, что Тайли, который легко, словно пушинку, крутит в лапах двуручный меч, может стать исполнительным офицером, но не более того. Полководческих талантов у него нет, да не интересно ему это. А интересна какая-то сущая ерунда – как живут люди за морем, зачем какой-то там народ строит круглые дома без окон, с выходом, кажется, через крышу, откуда пошло и почему сохранилось древнее Право Возмездия и отчего в день Цветения Плодовых Деревьев юные девы стараются незаметно прикрепить к одежде юношей вышитые ленточки... Казалось бы, все понятно – замуж хотят, вот и дурачатся. Девы на то и девы, чтобы хотеть замуж, такова их природа! Так нет же, оказывается, обычай зародился еще до Темных веков, имеет долгую и сложную историю...

А младший, от которого поначалу ничего особенного не ждали, не только изучал под руководством матушки положенные Вивернам науки – устройство драконов и людей, особенности их выведения, свойства растений, лекарское дело, зелья, яды и прочее, но по какой-то нелепой случайности унаследовал от деда воинский талант. Он словно чувствовал, куда нужно ударить, как подлететь к противнику, чтобы успеть первым, как после этого уйти живым. Уже в тринадцать мальчик радостно читал книги по стратегии, доступные не всякому взрослому, легко решал задачи, с которыми едва справлялись отец и старший брат. Ему действительно было интересно, малыш обожал стратегические игры, находил неожиданные ходы и нередко побеждал даже взрослых противников из числа полководцев Дома. Юный Киэран обещал в будущем стать великим полководцем, гордостью клана, и, как знать, может быть, даже получить из прекрасных рук гетер звание Героя Полуострова, как его дед и прадед...

Но, кажется, совершенно не собирался это самое обещание выполнять.
И это невероятно раздражало.

Да, он водил в бой отряды, когда ему не было еще и четырнадцати, с увлечением изучал лекарское дело, устройство и особенности выведения драконов, людей и змей.
Исправно посещал гетер – в его возрасте это естественно и необходимо. (Сам лорд за пять лет, прошедшие со смерти жены, так и не собрался.) И даже его дружбу с девочкой из семьи эмигрантов лорд Авэйги готов был принять – хорошая девочка, змеями интересуется*, в будущем, несомненно, станет крупным специалистом по ядам. Но о свадьбе речь пока не идет. Ребята скорее приятели и, кажется, чуть-чуть соперники. Впрочем, ладно, успеют еще.
* И Киэраном. Возможно, это связано.

Но эти его странные увлечения, и то, что свободное время его сын посвящает рисованию, да еще общается с какими-то эльфами из Дома Индигоферы, с которым Виверны триста лет как в ссоре...
И от которых за версту несет порчей.
А в детстве так и вообще мечтал о собаке!
Лорду все это не нравилось.
Он был готов согласиться на питона, это нормально и понятно, на какую-нибудь гадюку – это все естественно, в конце концов – но собака-то ребенку зачем?!
И эльфы...

Увы, повлиять на сына было сложно. В большинстве случаев Дракончик предпочитал поступать по-своему, разве что прямо приказать – а приказывать своим детям лорд Виверна не любил, считая, что правильнее будет убедить мальчиков в своей правоте. И вот на это ему не жаль было ни сил, ни времени.
Впрочем, и здесь не все было ладно. Со здоровьем у молодого Дракончика по-прежнему странно, он то и дело подхватывал какую-нибудь болезнь – возможно, из-за длительных полетов, но разве же его отговоришь?! А после того раза, обернувшегося тяжелым воспалением, когда мальчик отсутствовал пару дней, а после почти октаду был на грани и едва выжил, лорд уже и голос на ребенка поднять боялся...
Или дело не в этом, а в том, что он чем-то обидел сына?
Но можно ли всерьез обидеть ребенка семнадцати с чем-то лет?! – лорд Авэйги пожал плечами.

Он любил сына, но не понимал его – и это злило. Молодой Киэран мог бы стать героем, гордостью Дома – но предпочитал быть непонятно чем. Ночные полеты и уроки живописи, на которые мальчик тратил деньги, сэкономленные на визитах к "девам-рододендронам", странные знакомства...
Издевается он, что ли?
А может быть, прав Тайли – все это дурацкие увлечения молодости, как змею в рукаве выгуливать?
Подрастет – перебесится и станет таким, каким нужно...


В последнее время лорд Айвэг видел своего младшего нечасто. Не то, что бы они избегали друг друга – разумеется, нет!
Просто как-то так получалось.

– Что с тобой? – взгляд старшего Виверны был удивленно-осуждающим.
– Я встретил лорда Барса, – сказал мальчишка так, будто это всё объясняло. И опять улыбнулся – светло, искренне, открыто. Так, что закономерное желание прочесть сыну нотацию о том, как надлежит обращаться с одеждой, а то и велеть выстирать это безобразие собственноручно, чего Киэран – он знал – терпеть не мог, вылетело у лорда из головы. Давно он не видел сына таким счастливым.
Интересно, в чем дело?
...И что такого ему мог сказать Барс? Неужели о той истории? – в сердце на миг похолодело. Да нет, вряд ли, они же договорились молчать. Рано мальчику еще... Придет время – лорд Виверна сам все расскажет сыну о смерти матери и о своей мести за любимую.
Так, как сочтет нужным, выпуская слишком опасные имена и лишние события.
А пока чем меньше он будет знать об интригах здешних лордов и заговорах королевских родичей, тем лучше. Молод еще.

– Он гулял с собаками, – Киэран опять улыбнулся, – обезоруживающе и простодушно, так, что все мысли о том, что бы прочитать сыну подобающее нравоучение или послать обормота отстирывать грязь с рубахи, исчезли, словно по волшебству.
– И что? – в голосе отца звучало обычное чуть высокомерное недовольство.
– Мы целовались, – просто сказал юноша. Так, как будто это что-то объясняло.
– С Барсом? – брови лорда поползли вверх. Эльф, конечно, невероятно красив... Но ему-то это зачем? Насколько он знал, Барс был счастливо женат, а человеческие, да и любые другие мальчики вряд ли могут заинтересовать эльфа в этом смысле...
Значит, все гораздо хуже?

– Зачем? – Искренне удивился Киэран, – С его псами! Они почти с меня ростом, мохнатые и уши шевелятся – Раскосые глаза юноши сияли неподдельным восторгом.
Действительно, зачем ему какой-то эльф...
Совсем еще дитя.

– Они, – вдохновенно рассказывал юноша, – как большие пушистые облака, ты представляешь? Только живые и теплые. У них такой умный взгляд, а носы холодные и мокрые! И глаза голубые, и смотрят они так, будто все-все понимают, а Барс говорит, что так и есть, – в голосе юноши звучал неподдельный восторг.

Что ж это такое?! Он после первого визита к гетерам, кажется, так не радовался!
Какой же он, в сущности, еще ребенок, – подумал старший Виверна, пытаясь скрыть охватившее его раздражение.
...Хоть и водит в бой драконов с тринадцати с половиной лет.

– А еще он разрешил мне их погладить... И они сами разрешили. И за ухом почесать – представляешь? Такие огромные – хотя и не как дракон. Зато теплые, а шерсть у них мягкая, густая и пушистая, как волосы девы-северянки...
"Вот и завел бы себе деву-северянку вместо того, чтобы глупостями заниматься", – подумал лорд Виверна. Но вслух не сказал – нечасто его мальчик так радовался. Пожалуй, он не видел сына таким счастливым с тех пор, как умерла жена.


...Странный он какой-то, его младший. Талантливый юноша, в будущем может стать великим полководцем, каких не было у Виверн с тех пор, как погиб лорд Эрмиэ Туча Молний – отец Айвэга.
Умный, добрый, учится неплохо, и в целом парень скорее неплохой. Но весь какой-то... Сплошное противоположность тому, каким должен быть настоящий, правильный Виверна, – продолжал размышлять лорд Айвэг, направляясь к дому. Гравий дорожки похрустывал под его сандалиями, справа и слева – невысокие кусты северного шиповника, выведенного темными эльфами. Растение было неприхотливым, почти не требовало забот и цвело до самой поздней осени, за что лорд Айвэг его и любил. И за то, что эльфийский шиповник нравился Рэнги. Разлитое в воздухе благоухание, множество оттенков темно-алого, фиолетового, пурпурного, бордового с редкими вкраплениями розового и бледно-голубого. Возможно, юный Киэран знает, как называется каждый из них, и легко отличит, скажем, персиковый от – как его, нежно-кораллового?
...Но зачем?

Какой смысл тратить время и силы на занятие, не имеющее никакого отношения к клановому ремеслу – ни к одному из них? Для собственного удовольствия можно рисовать и так, но изучать какие-то особенные техники, покупать специальную бумагу, краски...
И все это вместо учебы, вместо того, чтобы заниматься нужными и полезными делами, совершенствуя навыки, которые однажды, может быть, спасут ему жизнь, да и не только ему! Словно дерево, которое могло бы расти прямым и красивым, на радость людям, но почему-то не хочет этого и тянет ветки во все стороны... Было в саду несколько старых яблонь – и, когда-то, еще будучи детьми, они с братом и кузиной любили сидеть на ветках, воображая себя драконами или жителями небесного города. А на прямое и стройное дерево, понятное дело, не залезешь поиграть, и для глупых фантазий оно не годится – ну так и детство осталось в прошлом, и брата давно уже нет в живых...
Но дереву нужна вода и солнце – а этому что?
Умный же мальчик, хороший, добрый – только, вот, тянет его почему-то ко всяким теплокровным и прочим глупостям.
И чего не хватает ребенку?
Ведь большой ведь уже, семнадцать минуло!

"Насколько же проще было со старшим", – думал лорд Аргэйг, начисто забыв, как пять лет назад пытался объяснить Тальшану, что история – это, конечно, хорошо, но уделять так много внимания не-драконьим делам глупо и бессмысленно, что ему нужно стараться стать хорошим офицером, а не читать про всякие там заморские нравы, какая разница, что откуда пошло, наше дело – защищать то, что есть, неважно, когда и откуда оно, такое, взялось! И как успокаивала его тогда жена – мудрая, спокойная, всегда умеющая найти нужные слова... Насколько же легче было при ней – и как трудно ему теперь. Порой он чуть ли не злился на Рэнги – за то, что та оставила его одного. Она умела делать все вокруг понятным и менять мир так, чтобы в нем становилось возможно жить...


...А этот-то вздумал учиться рисовать – нет, это, конечно, неплохо, но зачем так разбрасываться при его-то способностях? Тем более какая-то эльфийская манера живописи – да парень за всю жизнь не сумеет овладеть этим искусством, и отец не раз ему об этом говорил.
То всерьез собирается стать ученым и даже думал про университет... Спит среди дня, занимается сутки напролет, летает ночью – никакого порядка! А в ответ на отповедь говорит что-то про закат и смотрит во-от такими глазами.
...Картинку нарисовал ему в подарок – тот же закат, а может, и другой... Красиво, конечно – но ему же не художником быть, а воином и полководцем! Или ученым – Рэнги не раз говорила, что у мальчика хорошая голова и способности к наукам. Целительству, травоведению, ядам... и к этому, как его, структурному, что ли, мышлению, без которого, по ее словам, не получится настоящего ученого.
Что он как-то по-особенному видит мир... А может, для этого, среди прочего, и нужно такое множество цветов – и способность как-то переносить их на бумагу? Отец, помнится, писал неплохие стихи и одним взмахом тоненькой кисти рисовал к ним забавные картинки, в одну линию – в детстве они с братом пищали от восторга.

Старый лорд Виверна тяжело вздохнул. Он знал, что его младший уродился гением – а с гениями непросто. Это он помнил по своему отцу: тот тоже был прирожденным воином, талантливым полководцем, гениальным стратегом – и таланты (да и характер) тоже начали проявляться в ранней юности. Иначе не выиграть бы шестнадцатилетнему Эрмиэ того сражения, когда погиб его отец, а сам он стал героем и спасителем Полуострова. И вряд ли ему разрешили бы жениться на матери – дальней родственнице, деве-воительнице из потомков великого поэта Иниси, в которой кровь народа миарлинн причудливо перемешалась с кровью жителей метрополии, диких лесных оборотней тайэрэ и еще кого-то.
Слишком странное, непредсказуемое сочетание.
...А самые знаменитые гетеры дважды присылали ему приглашения, написанные серебряными чернилами на бледно-голубой бумаге с вкраплением цветочных лепестков. Отец ходил к ним, пил и веселился с ними, сочинял для них стихи и все прочее – но скорее потому что так было принято.
Молодой Киэран к гетерам пока ходит по собственной инициативе.

Но – лучший полководец Дома в семнадцать лет... Нет, есть старшие и более опытные, и очень неплохие. Да и сам Виверна кое-то понимает в этом деле, особенно если врагов немного, а расклад относительно прост. Но загодя угадать вражескую хитрость, увидеть и обойти ловушку... Это всю жизнь казалось ему чудом. Рассказывали, что такое запросто проделывали отец, дед, да еще рано умерший отцов брат, самый младший, в честь которого мальчик и получил имя.
Молодой Киэран чувствует себя на боевом драконе как косатка в море, как эльф в лесу или змея под корягой, ощущает небо всем собой, как птица, как тот же дракон, знает, что делается сзади и спереди, внизу и наверху, может мгновенно менять тактику, сообразуясь с обстоятельствами – самому Айвэгу все это давалось очень тяжело.

...На деньги, полученные ко дню рождения, купил какой-то альбом старинных эльфийских картинок – вместо того, чтобы, как нормальный юноша, спустить все на девушек и тому подобные развлечения! И радовался при этом так, словно встретил любовь всей своей жизни.
Хотя девушка у него, можно сказать, уже есть – умненькая, хорошая, даром, что чужеземка. Впрочем, выросла при Доме, тут же и училась, можно сказать, на глазах. С малых лет дружили, потом лорд Авэйги выкупил ее у родителей, и сейчас дева Ниалан – молодой ученый, подающий большие надежды. Айвэгу девушка нравилась, он считал ее подходящей кандидатурой, а дело со свадьбой – почти решенным. Вот только сами молодые люди почему-то с этим делом медлили, хотя, казалось бы, обоим уже семнадцать, что ж мешает-то?!

А вместо этого его талантливый ребенок почему-то занимается всякой ерундой... Лорд и отец ему уже и напоминать почти перестал.
И ладно бы еще если его так впечатлил сам лорд Барс – это куда ни шло. Барсы – это неплохо, это, в конце концов, союзники... Да и сам эльф хорош собой – высокий, статный, волосы отливают старым золотом, глаза как море-и-небо, интересное лицо... Хотя заведомо безнадежная влюбленность в эльфийского лорда – печальный опыт для юноши, но в каком-то смысле это было бы проще.

Но чтоб так восхищаться какими-то теплокровными и мохнатыми домашними зверушками?! Это же не дракон, не змея, и даже не ящерица...

Однажды ему случилось видеть домашнюю кошку, и эта тварь произвела на него, тогда еще не лорда, неизгладимое впечатление. Огромная пушистая гусеница с длинной волнистой шерстью, нежной и мягкой... Словно бы зная о его неприязни к теплокровным, зверушка изо всех сил пыталась добиться его внимания – будто чувствовала смущение и растерянность юноши. Казалось, в ней непостижимым образом сочетается гордость эльфийской королевы, страстность лучшей из гетер, нежность любящей супруги и нездешняя мудрость посвященной жрицы... А потом она подошла к нему, посмотрела в глаза, положив передние лапы на колени, и вдруг каким-то непостижимым образом оказалась там вся. И весь вечер дремала, оглушительно тарахтя, а он не смел подняться и чувствовал себя очень странно. Она была такой теплой, мягкой и тяжелой, а золотые глаза смотрели влюбленно и чуть насмешливо... И он с легким ужасом и затаенным где-то в глубине души предвкушением думал, что если это создание выбрало его – придется же как-то с ней общаться, навещать, а может даже взять в дом? Но оказалось, что она просто решила оказать внимание одному из гостей, – он испытал облегчение и затаенное разочарование, в котором не хотелось признаваться даже себе.
Ну уж, нет, змеи куда проще и понятнее!
Они с братом в детстве дружили с дедовым питоном – ведь хорошо же было!


Нет, со старшим было куда легче... Даже когда тот начал писать книги.
Хотя это принесло Тальшану некоторую известность и уважение – а что принесут младшему его дурацкие увлечения?
Эти его собаки, эльфы, рисование?

...А еще парень зачем-то подружился с охранником, диким котолюдом из Великой Степи. И тот учит его драться. Просто так, без оружия – а потом мальчик ходит исцарапанный.
Зачем ему?
Всадник должен уметь стрелять из лука, некоторым удается достать врага большим двуручным мечом – это опасно, но понятно. Благородное фехтование – тоже, но кулаки, нож, или кастет?
Он даже спросил. Ехидным тоном поинтересовался, зачем будущему воину и полководцу тратить время на столь столь низкое искусство – ладно стихи, живопись тоже куда ни шло, в конце концов, хорошо воспитанному молодому человеку полагается как-то все это уметь, да и девушкам нравится... Но какая радость ходить с синяком или с подбитым глазом?
Ответ его обескуражил.
"Отец, я могу сказать. Но тебе вряд ли понравится."
Разумеется, он потребовал ответа – и получил его.
"... я просто посчитал, кто из наших родичей погиб в бою – а сколько были убиты в городе или где-нибудь еще.
Знаешь, мне как-то не хочется..."


Лорд Виверна тяжело вздохнул, глядя, как его младший умывается у бочки с водой, стягивает через голову изгвазданную рубаху, полощет ее тут же, в ведре, надевает – мокрую, на голое тело – и идет к драконьим стойлам.
Не простудился бы...

Опять, наверное, будет летать всю ночь. От избытка чувств.
Обормот.


Лорд Виверна ни за что не признался бы себе в том, что он до сих пор боится потерять сына. Как когда-то жену... Что рано или поздно мальчик захочет уйти – в университет, к художникам, а теперь вот еще и Барсы...

Свернет себе шею в очередном безумном полете или ввяжется в интриги – того, что сын может погибнуть в бою, старший Виверна почему-то почти не опасался.


А семнадцатилетний Киэран шел и думал, что если у него когда-нибудь будут дети, он уж постарается, чтобы у них были любые звери, каких они только захотят, если это будет в его силах. Что бы по этому поводу ни говорили остальные родичи.