Библиотечные сказки - долгожданный праздник.

[Hildiko-vilnius]

Предупреждение: Некроманты, книги, литературные игры, нецелевое использование романов Достоевского, Синсенгуми и кавай.

А день книги можно для них же. Сначала лекция "Как обращаться с книгами и общаться с библиотекарями", потом праздничная часть в виде утренника. Думаю, им бы понравилось.
(Дзанта)

Эльрик провел пятерней по своим молочно-белым волосам; взгляд его алых глаз выразил муку. Он последний в своем роду – и ни на кого не похожий. Хмурник ошибался. Эльрик знал, что все сущее имеет свою противоположность. В войне он сможет найти мир. И, естественно, в мире таится битва. Почему-то больше всего истины – в парадоксах. Поэтому процветают философы и прорицатели. В совершенном мире для них не нашлось бы места. В мире несовершенном тайны всегда неразрешимы, и потому всегда есть большой выбор решений.
(Муркок "Глаза яшмового гиганта")


...А праздник прошел на удивление неплохо − хотя откуда маг взял детей, оставалось для Элрика загадкой.

Правда, заканчивали приготовления, считай, в последний момент. Элрик чувствовал себя немного неловко – как-никак, почти все время, отведенное на подготовку бывший император Мелнибонэ посвятил печальным размышлениям о своей несчастной жизни и объеме предстоящих работ, разъездам в поисках пива, смысла жизни и иногда книг −и, разумеется, лени. Но библиотечный маг объяснил, что так бывает почти всегда, сославшись на некий не известный герою закон природы.

Кроме того...

Кроме того, Элрик узнал от него пару-тройку новых заклинаний, коротких, но емких и очень выразительных. Одно – когда его начальник уронил себе на ногу молоток, три – когда тот загнал себе под ноготь иголку (нечаянно – Элрик специально уточнял) и еще восемь с половиной – когда многократно проклятая гирлянда, которую они вешали два часа, обвалилась в пятый раз.
И дюжину новых ругательств – уже под утро, когда у мага впервые за триста лет убежал кофе.
Главное – не перепутать.

Незваный Ариох на праздник не пришел – Элрик не знал, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, без него, конечно, спокойнее. А необходимую толику хаоса в любое событие Элрик мог привнести и сам, особенно если не выспался. К тому же демон – ну или тот, кто его так здорово сыграл, – мог ничего о празднике и не знать. Наверное.
Приглашения-то ему никто, понятное дело, не посылал, дураков нет...
Да если бы и пригласили – это загадочное существо могло на этот раз нарядиться не Ариохом, а каким-нибудь другим персонажем. Например, первопечатником Иваном Федоровым, мирным (ну, или немирным) хоббитом, дивной эльфийкой в бронелифчике и мини-юбке, инопланетным чудовищем с дюжиной зубастых щупалец, еще каким-нибудь монстром... Скажем, анимэшной девочкой с огромными голубыми глазами и кучей бантиков. Улыбаться, хлопать глазками и говорить всем "ня" – это всяко было бы куда страшнее. Демона все-таки можно изгнать – непросто, но можно. С ним могут справиться парни из Синсенгуми, которые сами, по слухам, отчасти демоны...
Но с девочкой в розовом платьице с оборочками, которая смотрит на всех огромными голубыми глазищами и говорит "ня", не сладит, наверное, даже сам господин замком, в чьей демонической сущности давно уже никто не сомневался.

Но все же Элрик его почти ждал. Ему казалось, что без Ариоха на празднике чего-то не хватает. Ну и потом, всякий знает: не прислать приглашения демону, ведьме или злому колдуну – верный способ гарантировать, что они все-таки заявятся.
Причем все втроем.

Зато пришли извращенцы из Синсенгуми, как их про себе называл их мелнибониец. Вслух – не стоило, это даже Элрик понимал. Объясняй потом, что он в хорошем смысле... Что имелись в виду, само собой, отважные герои из Синсенгуми, а ныне доблестные защитники города Вращенцы.
Пришли, правда, не все, человек десять или около того. Точнее, около десятка пришедших синсеновцев казались людьми – а в нескольких Элрик с удивлением узнал постоянных посетителей Библиотеки. Оказывается, с кем-то из них он охотно болтал, когда выдавалась свободная минутка, кого-то угощал кофе, а с некоторыми даже фехтовал в библиотечном дворе – и почти все они обычно приносили в подарок что-нибудь вкусненькое, в смысле выпивку.
И только один – конфеты.
Кажется, выпивка ему по возрасту еще не полагалась – правда, заглянув в читательский билет, библиотечный герой с изумлением увидел в графе возраста двадцать и знак кармической бесконечности.
...А список подвигов за последнюю неделю был таким, что Элрик невольно позавидовал юноше и еще дня три переживал, думая, не зря ли он не поступил в какую-нибудь стражу. Даже если решить, что половину спутники парнишки выдумали сами, оставшаяся все равно более чем впечатляла.

Правда, в Библиотеку они обычно заявлялись без формы. Зато вежливо кланялись, книги оборачивали в специальную бумагу, берегли как великое сокровище и всегда возвращали вовремя – во Вращенцах даже песню сложили о том, как пара молодых ополченцев ехала в библиотеку, сразив по пути множество чудовищ, которые хотели отнять у них книги или хотя бы задержать героев – не успев к сроку, те нарушили бы данное слово и покрыли бы себя вечным позором, который хуже смерти... Или это нагоняй от начальства казался им хуже смерти – Элрик вспомнил, как помогал магу лечить героических обормотов.
Ему было как-то не по себе – обычно это он возвращается после подвигов весь такой красивый, в смысле, побитый или раненый, а все остальное – не его забота. А тут все наоборот – ему (точнее, им с магом) пришлось лечить юношей, ухаживать за ними, пока не поправятся... Герой приносил им пироги и булочки, испеченные библиотечным магом: все-таки ребята защищали книжки, доставили их в целости и сохранности... Ему было очень странно смотреть на это со стороны, и Элрик в кои-то веки попытался разобраться в своих чувствах – завидует он им, что ли?
Или ревнует?
А потом, так и не разобравшись, поехал вместе с ребятами истреблять остатки жадных до книг монстров – а то чего они, в самом-то деле!
А с молодыми ополченцами они расстались почти приятелями. Один из них даже подарил Элрику комикс – длинный, с яркими картинками, на которых было изображено множество красивых девушек.
Хороший мальчик, рыжий.
...На девушках были красивые платья и затейливые украшения – правда, сами они почему-то не раздевались, как обычно делали девушки в комиксах, к которым он привык, а наоборот, меняли одни длинные многослойные наряды на другие, еще более причудливые. И подписи были на японском, но юноша утверждал, что все же и так понятно... Красавицы занимались всякими странными вещами – танцевали, составляли букеты, пили, кажется, чай, беседовали, читали, развлекались интеллектуальными играми, и вообще предавались блаженному безделью. Элрик вспомнил свою жену и задумался – случалось ли им с Заринией вот так сидеть вдвоем, развлекаясь неспешной беседой, вином и тому подобными вещами?
Потом вспомнил Киморил и совсем загрустил.


А ополченцы вели себя безупречно – но герою было немного обидно сознавать, что делали они это не столько из уважения к библиотечным правилам и даже не из страха перед ним, ужасным злодеем из легендарного Мелнибонэ, сколько потому что их Устав велит им не отклоняться от пути самурая, бережно обращаться с книгами и вести себя достойно как в библиотеке, так и за ее пределами, не считая кабацких драк.
Казалось бы – какая ему разница? Читателей на свете великое множество, убеждения и принципы у каждого свои, какое ему дело до того, почему кто-то не шумит и не пишет на полях комментарии... Вот если бы буянил, или страницы вырывал!
"Вот ведь какая противоречивая у меня натура!" – размышлял библиотечный герой. И если прежде это ему скорее льстило, то теперь почему-то наоборот.

Ополченцы привели с собой множество детей – самых разных. Некоторые были вполне человеческими, а другие явно родились уже в Странном городе. Ученики, помощники, их собственные дети – а может, просто позвали малышню с соседних улиц. С них станется.
Некоторые пришли с женами, ну или с подругами – например, командира сопровождали несколько дам самого разного вида – от человеческих до совсем уж иномирских. И целый выводок малышей и ребят постарше. Маг сказал, что большая часть дам – просто знакомые из разных историй, в которых командир Кондо их от кого-нибудь спасал или выручал из неприятностей. Ну или неприятности у них случились благодаря командиру со товарищи – а потом он их спасал. И как честный герой чувствовал потом за них некоторую ответственность...
Его демонический помощник явился в сопровождении кошкодевы – черной, гибкой, с короткой лоснящейся шерсткой, белой мордочкой, лапками – и двумя мечами за спиной.
Поговаривали, что она способна процитировать любой пункт Устава в любое время суток, с любого места, в том числе наискосок или даже задом наперед. И одолеть в двух поединках из пяти их лучшего мечника – того самого парнишку, который тут же затеял какую-то игру с малышней всех видов и рас, а потом внезапно занял второе место в конкурсе классической поэзии.
А главное – она скорее убьет, чем скажет "ня".
...А еще говорили, что господин замком никогда, никогда не просит ее цитировать Устав. И чем только они занимаются, – недоумевали ополченцы.

Один из офицеров, узнав, что копье придется сдать, а крепче чая ничего не будет, огорчился и заснул прямо во дворе в обнимку со своим поссумом. В неприличной позе – правда, верная зверушка его прикрыла одним из своих хвостов.
Другой превратился в дракона, взлетел на дуб и задремал, волшебным образом переместив к себе поднос с чаем и закусками. "Но если он не подсказывал своим товарищам во время литературного конкурса, то я – кавайный японский школьник с огромными глазами и в галстучке, – подумал Элрик. – Или яойный... Все время забываю, чем они отличаются."

Как житель Мелнибонэ, где того яоя было больше, чем ума, он спокойно относился к самому явлению. Но перспектива носить галстук, пушистые ушки, являвшиеся, по-видимому, частью местной школьной формы, строить глазки и мяукать в самый интересный момент, несколько смущала бывшего императора.
Вздумай Элрик говорить "ня", злой кузен, наверное, задразнил бы его, и пришлось бы убивать. Впрочем, его и так пришлось убить, что ни говори...

Он невольно перенимал литовские поговорки, которые так любил библиотечный маг – они были забавными и прилипчивыми. Но конкретно эту герой взял на вооружение совершенно сознательно – в позднем Мелнибонэ почти чего угодно было больше, чем ума. Дурацких традиций, скучнейших праздников, нудных оргий, где каждое движение расписано по минутам и освящено теми же тысячелетними традициями, похотливых дам обоего пола, злобных тупых кузенов... Всего, кроме драконов – проснувшихся и готовых к бою или прогулкам. А так же кофе, книг и огромных летающих поссумов. Видимо, от этого мы и выродились, – размышлял Элрик.
От недостатка поссумов, не иначе.
Или от того, что заменили кавай яоем?

Пришли старые знакомые – кошкодева Василиса, дочь лесной ведьмы, зеленая друидка – на этот раз в компании огромного белого сенбернара, такого большого, что она могла бы на нем ездить. Оказалось, это ее брат, которого тоже заколдовали друиды − он непочтительно отозвался о желудевом кофе, осквернил волшебный дуб и загнал на дерево священную кошку − не со зла, а так, от озорства. И чтобы его расколдовать, нужно было найти деву, которая согласится прожить с ним год и один день. Как можно было догадаться, от девушек отбоя не было − такой большой и красивый пес, ласковый, с покладистым нравом и умом среднего ученика друида. Но все они не смогли скрыть огорчения, узнав, что через год такой симпатичный и умный зверь превратится в обыкновенного студента, пусть даже характер у него будет немногим хуже, чем у собаки, − и, соответственно, никому из них не удавалось его расколдовать. А живут такие собаки недолго, лет семь-десять – вряд ли больше, так что поиск подходящей девы становился насущной проблемой. Элрик уточнил, точно ли это должна быть именно девушка и именно человеческая, обязаны ли они потом пожениться – (оказалось, что нет, на все три вопроса) и стал думать, перебирая знакомых...

Некроманты в честь праздника сшили себе новенькие робы самых веселых расцветок, украсили их изображениями подсолнухов, мертвых зайчиков, безглазых кукол-зомби, лопнувших воздушных шариков, сломанных кубиков и машинок.
А еще они привезли ему в подарок слэшные комиксы собственного сочинения – по древнегреческой мифологии. Адаптированные для детей: скучные, занудные, с массой ученых слов. Все анатомические детали были выписаны очень точно, снабжены подробными пояснениями и специальными терминами на латыни* – раз уж это детская книжка, пусть учатся, – объяснил один из авторов. А прежде чем кого-нибудь убить, герои долго объясняли: вот, сейчас я перережу ему горло, выстрелю в пятку и отрублю голову, подробно описывали, какие там проходят сосуды, артерии и почему это трудносовместимо с жизнью. А еще все персонажи обязательно мыли руки перед едой! А положительные еще и ноги – ради просвещения юношества. "А Махабхарату мы в следующий раз, – сказали некроманты, – там много..."
Срамные истории в их исполнении выходили такими унылыми, что Элрик вспомнил школу – с тех пор он испытывал стойкое отвращение к подобным вещам. Со школьной скамьи, можно сказать...
*Потому что научный стандарт, – объясняли некроманты.

Маг прочел краткую лекцию о том, как обращаться с книгами и библиотекарями. Потом показывал слайды и диафильмы – в том числе по Некрономикону и Книге Мертвых Богов. А Элрик рассказал о том, как важно брать в путешествие веревку и прочую походную снасть – даже если ты великий герой и отправляешься за волшебной книгой в компании прекрасной девушки.
Дети тут же принялись ругаться труднопроизносимыми именами Великих Древних Богов и играть в то, как Младший Библиотекарь Элрик за книгой ходил.
А еще они подарили герою картонный меч, почему-то зеленый, и черный фломастер, который тут же закатился под диван. Потом играли в некромантов и с некромантами, пили чай, отгадывали загадки и решали каверзные задачки:
"У девы Дзигуань пять хвостов, у ее сестры на три меньше, у брата на два больше, что будет, если подсчетом хвостов займется маг?"
Особым шиком было произнести нужные числа на литовском (родном языке мага), с правильными согласованиями – оказывается, хвост у этих странных людей почему-то был женского рода.

Потом были викторины на знание стихов – и на умение быстро сочинить что-нибудь в соответствующем стиле. Элрик сидел в уголке с некромантами и пил принесенный ими лимонад "Ёлочка" (идентичный натуральному) − пиво на детском празднике маг, увы, не разрешил. Потом увидел, как какие-то мелкие эльфы пускают мыльные пузыри и решил научиться тоже. Выпил бутылку шампуня. Пузыри лезли откуда могли (и не могли), а от героя еще долго пахло розами, хозяйственным мылом и шоколадом...
Зато мороженого он съел пятнадцать порций – когда маг впервые изготовил это лакомство, Элрик понял, что мороженое он любит даже сильнее, чем пиво. Дело в том, что в прежней жизни герой только слышал о нем, но никогда не пробовал: когда-то давно мелнибонийцы поссорились с духами холода и с тех пор мороженое стало им недоступно. Они не только не могли его приготовить – рецепты терялись, забывались, молоко убегало, скисало, сахар рассыпался или превращался в соль и горчицу одновременно, и даже у самых сильных магов получался в лучшем случае заварной крем для обуви, жидкое мыло или яичный порошок – иногда одновременно. Хуже того, если какой-нибудь мелнибониец отправлялся на материк в надежде отведать запретного лакомства, с ним постоянно случались разные неприятности – его то и дело пытались убить, на него нападали демоны, всевозможные чудовища и безумные маги, какие-то странные люди регулярно брали несчастного в плен и подвергали жутким мучениям, злобные боги Хаоса сулили ему всевозможные выгоды и непристойнейшие наслаждения (но никогда – мороженое), злой кузен захватывал трон и погружал в колдовской сон его возлюбленную...
Но особенно обидно было то, что обычные человеческие ребятишки, раздобывшие пару монет, могли лакомиться этим самым мороженым сколько душе угодно. Чего только Элрик не предпринимал – нанимался на службу, надеясь рано или поздно стать в городе своим, был возлюбленным королевы, женился, сразил множество демонов и злобных колдунов, даже разрушил собственную империю – и все равно мороженое, даже купленное для него добрым другом, прекрасной девой, человеком, которому он трижды спасал жизнь, или поданное к столу в серебряной вазочке, превращалось во что-нибудь совершенно отвратительное, стоило Элрику коснуться его ложечкой или даже взять в руки вафельный стаканчик в бумажной обертке.
Выслушав эту горестную историю, маг поинтересовался, не случалось ли жителям Мелнибонэ ссориться с умом. Элрик попытался вспомнить – и в конце концов решил, что это произошло тогда, когда они предались Хаосу. В самом деле, может ли кто-нибудь в здравом уме променять мороженое на Черный Меч?!

Гости водили хороводы, пели и танцевали. Кошкодева Василиса достала гусли и сыграла несколько песенок. В основном про кошек, про одинокого пса, бредущего под дождем, и еще о старой ведьме, живущей на зеленой на горе, о том, что старость нужно уважать, а то убьет, проклянет или зачарует. Очень поучительная вышла история, Элрик аж проникся. Наверное, что-то из жизни ее почтенной матушки...

Еще был конкурс, придуманный, кажется, девой-лисой, – нужно было закрыть глаза, вытянуть из мешка некий предмет одежды или обихода – не пользуясь магией. И угадать, из какой он книги, эпохи, и насколько описываемой эпохе соответствует. Потом собрать у себя более или менее адекватный комплект – но меняться просто так запрещалось, нужно было загадывать друг другу загадки, тоже книжного содержания, или использовать фанты, полученные в какой-нибудь другой игре. А потом еще выполнять всякие задания − например, приветствовать даму согласно этикету, принятому в той книге, которая, собственно, досталась. Элрик собрал костюм Дикого Шотландского Горца из какого-то романа – меч, рог и клетчатая юбочка в складку. Он, правда, заподозрил, что последний предмет принадлежит какой-нибудь анимэшной деве, но решил, что горцем будет забавнее. Он противно трубил в рог, размахивал мечом, а даму, оказавшуюся библиотечным магом, перекинул через плечо и унес в пещеру. Тот смотрел на него с надеждой и плохо скрываемым негодованием. Может, надо было стукнуть дубиной по голове, но мелнибониец постеснялся, решив, что маг ему этого не простит. Или предложить поговорить о литературе? Кто их знает, этих шотландских горцев, что у них там принято... Зато с чаем повезло больше − герой понюхал, громко возмутился, сказал, что это не пиво, поэтому пить он это не будет, и изящно выплеснул в кактус.

Было чтение отрывков, декламация стихов, конкурс фанфиков – Элрик удачно выступил, скрестив Достоевского и котов-воителей. Коты всех победили, навели справедливость, зацарапали до полусмерти особо неприятных персонажей, а одному так и даже нагадили в сапоги, выдали было прекрасную-несчастную деву за добродетельного положительного героя или за кого там нужно, и Элрик уже нацелился было описывать брачную ночь, полную бурной страсти и разнузданного секса, но в последний момент мелнибонийцу показалось, что что-то тут не так. Тогда Элрик написал, что дева послала лесом жениха, взяла меч и пошла приключаться вместе с героическими котами.

Но больше всего Элрику понравились представления из по мотивам книг – некоторые готовились заранее, другие вытягивали бумажки, на которых были написаны имена персонажей, и импровизировали на месте. Элрику понравился диалог Барышни-Крестьянки с Крокодилом Геной и Конана-Варвара с Бабой Ягой: Конан оказался парнишкой школьного возраста, только что бежавшим из плена, оборванным и голодным. Баба Яга вымыла его в бане, поставила перед ним миску блинов со сметаной, а после уложила спать в компании черного кота – зрители немного поспорили, считать ли эту сцену рейтинговой за зашкаливающий кавай? А какие сценки они представляли за занавеской! Когда юный варвар едва не съел мыло, а потом запутался в полотенцах...
Но особенно смешным вышел разговор Саурона с Почтальоном Печкиным: Темный Властелин так и не получил свою посылку, а командир Кондо здорово повеселился, изображая мелкого чиновника, за плечами которого века китайской и японской бюрократии.
Отказался от предложенияе Кольца, "дающего бессмертие и чудесные силы" (не велосипед же!) и даже от юной наложницы-орчанки, спешно перекрашенной в эльфийку, развлекся, придумывая всевозможные изыски и хитрости. А под конец объявил, что не может вручить заветную посылку бесплотному созданию, неспособному даже расписаться на бланке, который у него то сгорает, то превращается в призрака и витает над столом.

И унес обратно – орчанку, правда, забрал с собой, пообещав отмыть, накормить и научить уму-разуму: читать, сочинять стихи, драться на мечах и, если захочет, подарить велосипед – "для закрытия гештальта".
В финальном эпизоде девчонка (умытая, причесанная, в новой одежке и форменной куртке явно с чужого плеча) рассматривала картинки в книжке, играла в футбол, училась разбирать иероглифы, сражаться на мечах в компании местных ребят, под руководством совсем молодого парнишки.

...Юная друидка пела и играла на арфе, сидя верхом на собаке – у нее оказался очень приятный, сильный голос – даже стена рухнула. К счастью, оказалось, что не настоящая, а по сценарию. Позже пес куда-то пропал, а под конец праздника нашелся – он дремал на диване в обнимку с хвостатой девой Василисой. Оказалось, они поладили, уж боги их знают, как. Элрик намекнул было, что зверушка заколдована.
− Я знаю, – кивнула дочь кота Василия.
– Как же вы будете... – начал было Элрик.
− Как кошка с собакой, – улыбнулась девушка, обнимая пса за шею и пояснив, что многие ее знакомые коты с собаками отлично уживались.
– А матушка?
– А что она? Она боится, что я выберу в мужья какого-нибудь глупого богатыря и уйду к людям. А против собаки она никогда не возражала. Ведь если вдруг сложится, он вряд ли будет настаивать, чтобы я стала человеком. Это у обычных людей такой бзик – вышла фея за человека, отбросила хвост или спрятала под юбкой... А с друидами проще, они кошек уважают и пиво пьют! Вот, говорит, что не возражает! – она потерлась носиком о собачий лоб.
– Вы понимаете друг друга?
– Конечно! Моя матушка – всем зверям хозяйка, как же мне собачьего языка не знать!
Пес нежно боднул ее головой и лизнул в лицо.
Может, и вправду поладят, – подумал Элрик. Особенно если не обязательно жениться – во всяком случае, сразу. Мальчику же еще учиться...

Белая лисичка Дзигуань с братьями и сестрами поставила костюмированную пьесу о любви – с песнями, танцами, страстными монологами и переодеваниями. И только в середине представления Элрик сообразил, что в основе лежит роман Достоевского "Идиот". С библиотечным магом в роли коварной соблазнительницы... Или неверной возлюбленной? И вообще все женские роли исполнялись мужчинами и наоборот – мужчина, который не мог сыграть девушку, или полагал, что это ниже его достоинства, не считался у лис достойным женихом – так, сопливым мальчишкой... А еще они изменили финал в духе историй Пу Сунлина.
...Главный герой бродит по горам в расстроенных чувствах и поет о том, как печально сложилась его жизнь. И встречает девушку, которую спас в самом начале истории и о которой все давно успели забыть. Она действительно умерла еще тогда, вскоре после спасения, как ей и было положено – но возродилась тысячелетней феей-лисой, чтобы отблагодарить героя. Элрик не вполне понял, как ей это удалось – видимо, кармический долг и все такое.
...И минут двадцать делала герою хорошо всякими китайскими способами, совершенно не стесняясь зрителей: пела, танцевала, играла на флейте и маленьком барабанчике, потом танцевала в другом платье, с длинными развевающимися рукавами, потом они пели дуэтом – видимо, в знак того, что герой все это выдержал и остался жив.
Потом она родила ему кого там полагается у добродетельных китайских лис – видимо, лисенка. Который в будущем непременно сдаст три круга экзаменов, продолжит род и чего там еще старик Конфуций требовал от бедных маленьких лисят и прочих беззащитных младенцев. "И меня еще называю извращенцем!" – возмутился про себя мелнибониец.
После этого дева-лиса (кажется, ее роль исполнял кто-то из младших братьев Дзигуань) сочла свой конфуцианский долг выполненным. Она спела, что дитя непременно сдаст положенные экзамены, достигнет высокого положения в империи и продолжит род ("Неужели для этого нужно сдавать экзамен?!" – поразился Элрик, решив поглубже изучить китайскую культуру.) И собралась обратно в Западный рай, или в обитель бессмертных, как это принято у особенно добродетельных лис. Но главный герой (как позже оказалось, сама дева Дзигуань) приятно удивил Элрика – взял жену за передние лапки и проникновенно спел о том, что сам-то он не конфуцианец и не собирается. И что по его вере мужу запрещено оставлять жену, а жене мужа – это непоправимо испортит ему карму и его не возьмут в Западный рай. И вообще никуда не возьмут, и будет он скитаться бесприютным духом... После чего они пели на два голоса, потом дуэтом, а после поженились, уже по человеческому обычаю. То есть не под кустом цветущего чего-то, а в храме, с цветными свечами и священником, знающим, какие обряды положены для принятия лис-оборотней в человеческую семью – или людей в лисью.
Вот фея-лиса надевает положенный замужней женщине длинный платок, прикрывающий голову и хвосты, – чтобы такая красота не отвлекала от молитвы, поясняет жрец в желтом халате, читая над ними что там положено, а у самого из-под облачения выглядывает кончик хвоста, – кажется, ящеричьего или драконьего...
А когда младший из их детенышей сдал три круга экзаменов (старшие тут же, кто в летном шлеме, кто в доспехах, кто с выводком малышей, кто с какими-то инструментами), герои уходят в горы заниматься самосовершенствованием, и давешний священник поет о том, что все они непременно отыщут свой Западный рай.


На этом месте герою стало скучно, как это часто с ним бывало, когда все, вроде шло, хорошо. К тому же у него сломался мимимиметр, и он решил пойти в подвал к паукам, чтобы восстановить душевное равновесие. Раз уж болот поблизости все равно не было. Он вообще был скрытым мазохистом и любил страдать – но желательно не один, а в компании. Но признаться в этом себе самому он стеснялся, считая, что быть мазохистом не очень стильно – садистом было бы гораздо круче. Особенно в позднем Мелнибонэ.
А уж как боялся признаться другим – он опасался, что его сородичи как узнают, тут же начнут делать с ним что-нибудь болезненное и вредное для здоровья. Тем более что про безопасность и разумность, о которых ему рассказали добрые извращенцы на странном празднике несколько историй назад, в Мелнибонэ не знали и не хотели знать... Впрочем, порой ему казалось, знакомым и так все про него известно – добрая их часть и без того все время старалась доставить ему удовольствие таким вот образом. То годовой отчет, то новый заговор, то убили кого-нибудь.
А уж как старалась злая...
Только Зариния все понимала правильно и делала как надо.
Вспомнив жену, Элрик опечалился. Интересно, есть она где-нибудь в этом новом мире? И если да, то захочет ли быть с ним после всего, что он сделал?

В этот момент Элрик, пытаясь разобраться, что же его беспокоит, – занятие новое и непривычное ("Когда я в последний раз ел? Нет, не пиво. Получается, вчера. А спал?") – сообразил, что давно не видел своих приятелей-некромантов. Ему подумалось, что это не к добру – ведь некроманты, известное дело, странные. А чего они способны натворить, будучи лишены привычного пива, вряд ли догадается даже Ариох – а если и да, то не скажет. Впрочем, если налить Ариоху пива... Или лимонада "Березка"? Нет, березовая каша достанется некромантам, если они что-нибудь натворили! Мелнибониец взглянул на хренометр – так он про себя называл индикатор фигни, показывавший, не происходит ли поблизости какое-нибудь непотребство. Так и есть – в подвале какая-то хрень и демоны! Хренью называлась фигня критического уровня – дальше шли уже совершенно неприличные названия.

Герой поискал некромантов взглядом, потом заклинанием – уже на бегу, слабо надеясь, что это просто какие-нибудь подростки, например, повторяли латынь – от подобных шалостей Библиотека была надежно защищена... Даже если бы любознательные школьники решили устроить в подвале ядерный реактор. Проснулся бы дух-охранник, популярно объяснил бы, почему этого делать не стоит, отвел бы в закрытую лабораторию, где можно. Ну, может быть, уши надрал бы – но только если бы ребята вели себя невежливо или чем-то его обидели...
Но демоны в подвале?! Да еще когда в Библиотеке полно детей! Ведь кто-нибудь может пострадать... Например, сами некроманты.

"Как дети малые", – думал Элрик в очередной раз, но сейчас это почему-то не вызывало у него обычного умиления.