– Послушай, – спросил Котик, аккуратно проводя кистью по стенке домика, – если мы сейчас занимаемся сексом, – это получается зоофилия?
– Ну и что? – ответил Элрик флегматично.
– Не знаю. Нехорошо как-то...
– С каких пор тебя это беспокоит? – полюбопытствовал Элрик, удивляясь про себя многогранности котиковой личности, если это только была не лень. С-кото-ложество – это когда мы с тобой, котом....– Мне-то нормально. Мелнибонийцы... И вообще, – ему в голову пришла хорошая мысль, – с-кото-ложество – это когда мы с тобой, котом, складывали дрова в поленницу. Или журналы раскладывали по стеллажам.
– Не, ты тогда книги разбирал – журналы я один, – уточнил Котик, любуясь своей работой.
– Ну вот видишь... Значит, все в порядке. И вообще, сколько раз мы этим занимались – два или три всего... – он сделал надменное выражение лица. Правда, его никто не увидел – кроме кошки Заразы, зашедшей проинспектировать работу.
– А жена твоя не возражает?
– А что ей, самой дрова таскать? – возмутился герой. – И вообще, это мне с-кото, а тебе – с-человеко... В общем, вам, котикам, можно, – разрешил он. – А у нас, мелнибонийцев, и не такие извращения в ходу.
– А какие? – заинтересовался Котик. – Вы писали стихи без рифмы и смысла, сочиняли аннотации, не прочитав книгу?
– Это сплошь и рядом. Не только стихи... я еще школьником был, когда написал поэму о козе, жреце Ариоха и губной гармошке. Она даже в списках ходила, – похвастался герой. – Если бы отец узнал, он бы мне так уши надрал так что я б месяц сидеть не мог...Там ритм хромал в одном месте... Но это так, мелочи еще.
– Что же может быть хуже? – изумился Котик. – Вы – рифмовали "кровь" и "любовь", "часы" и "трусы", развлекались постмодернизмом? – в устах Котика, с трудом признававшего за литературу все, что было написано позже девятнадцатого века, это слово звучало ужасным ругательством. Элрик даже испугался: вдруг оно материализуется, взлетит под потолок или уползет куда-нибудь в щель, лови потом эту гадость... Собственно, поэтому Зариния и не любит, когда он ругается. В волшебной библиотеке приходилось быть очень осторожным со словами – только на кухне можно было говорить все что угодно.
– Ха! – ответил Элрик, заехавший-таки себе молотком по пальцу – не из природного мелнибонийского мазохизма, а потому что трепался за работой. А вот Котику как-то удавалось совмещать то и другое без вреда для себя. Зараза мохнатая!
Потом бывший император снова вспомнил юность и задумался:
– Мы и слов таких не знали...
– Как же вы определяли время?
– Да похрену...
– Цветочные часы! – восхитился Котик, поражаясь изысканности и утонченности вкусов древнего народа.
– Да мы еще и не так развлекались, – проворчал Элрик, критически оглядывая свою работу.
– Тогда даже и не знаю... Читали романы в мягких обложках? – фраза прозвучала так, словно ничего более омерзительного князь-некромант в двадцать восьмом поколении вообразить не мог.
– А кто, по-твоему, их писал? От нас и пошла мода, – сказал великий герой, довольный, что ему удалось шокировать приятеля. – Вырождались мы или где?!
– Писали фанфики с грамматическими ошибками?
– А то! Знаешь, как мой кузен безграмотно писал? Он даже под пыткой не мог правильно вставить безударные гласные. Нет, правда, я проверял! Дважды...
– Ну, тогда не знаю. Сдаюсь.
– Тогда собери последний домик, а я пойду сделаю бутерброды. И сварю еще кофе.
– Мне без кофе, – попросил Котик. – Просто молока или чего там.
– Ладно...
– Слушай, у тебя есть что-нибудь поесть, кроме бутербродов?
– А чем тебя мои бутерброды не устраивают? – возмутился герой.
– В них слишком много лишнего...
– Что это ты называешь лишним?!
– Два куска хлеба и овощи.
– Ну, ты прямо мастер в этом деле, – восхищенно сказал Элрик, разглядывая домики. – Тебе с маслом?
– И хлеба тоже не надо. Только сыр и колбасу. Люблю иногда сделать что-то своими лапами, да в хорошей компании. – Котик скромно потупился. – Князь-некромант тоже должен многое уметь, знаешь ли.
– Догадываюсь.
Хорошо, хоть не "все", как император Мелнибонэ, – подумал он.
– Дома ты, наверное...
– Не, для таких дел у меня есть Оюми, Шерл, Лепесток – это управляющая, ученики и все, кому не лень, – произнес Котик, забираясь с ногами на стул.
– А эльф?
– Он, по-моему, не большой любитель. Хотя, вообще, он ни от какой работы не отказывается. Ему интересно...
– Шерл – это та коричневая дама, зеленоглазая и с синими волосами?
Котик кивнул.
– А ты в курсе, что она не та, за кого себя выдает?
– Конечно. За кого ты меня держишь?!
– Шпионка? – предположил Элрик.
– Нечто вроде. Маг из лесных княжеств. Рабыней, скорее всего, никогда не была, это было бы заметно. Но с ее глазами в Золотых Песках не больно-то кем прикинешься – вот она и выдавала себя за служанку из военнопленных.
– Да, глаза у нее приметные. Ярко-зеленые, как трава.
– У настоящих рабов обычно тускнеют – когда человек ломается. Ну и живут они после этого недолго... У нее была легенда, которая как-то это объясняла, – а потом девушке не повезло.
– Раскрыли?
– Как раз нет, просто невзлюбили. Поцапались еще с кем-то, ну и вот...
– После этого ты ее и подобрал?
– Именно. Возвращались мы из набега – торговый караван с оружием, пряностями и травами, с той стороны залива. Решили рискнуть и проехать по моей земле – так оно быстрее, если не заметят или удастся договориться.
Пару дней мы шли фактически по их следам, только в обратном направлении – ну и нашли на их стоянке женщину, прибитую гвоздями к колоде. Как мой батя когда-то, – он замолчал, но вскоре продолжил: – Знаки там на ней вырезаны всякие – то ли измена, то ли жертва духам пустыни, то ли все вместе, – он вздохнул. – Не люблю я, когда так... Первая мысль, конечно, что ловушка. Колдую – нет поблизости никого, и чар на ней нет почти. Похоже, караванщики, которых мы так удачно сделали, почему-то решили от нее избавиться. Интересно мне стало... А самое интересное, что она еще живая. В отличие от папы, когда его нашли. И страстно хочет жить, несмотря на все происходящее. Ну, что – отогнали птичек, наложили чары, чтоб не померла, отвезли домой. Выходили, отрастили все, чего не хватало... Я в первую же ночь съездил на то место и немного посмотрел, что там у них и вышло: да, ее действительно невзлюбили – зеленоглазых там вообще не жалуют, даже потухших. Не то чтобы она себя чем-то выдала – кажется, просто не повезло. Худо, когда люди могут делать с другими все, что им вздумается, – Котик опять тяжело вздохнул. – Ну и вот. Поговорили мы, конечно. Да, я знаю, что она регулярно отправляет сообщения своим, но пока интересы у нас с ними скорее совпадают, и я надеюсь раскрутить их на что-то вроде временного союза, благо враги у нас общие.
– А как вообще у тебя завелся эльф? – герой решил сменить тему, а то разговоры у них пошли какие-то невеселые.
– О, это очень смешная история! Когда погиб мой отец, почти все его дружинники были убиты вместе с ним. Двоих взяли в плен – один вскоре умер, второго я потом нашел и выкупил, он и сейчас жив.
– Ого!
– Да, именно. Так вот, вместе с ним продавали степную фаэри на последнем камешке... Ты знаешь, если особым образом мучить фаэри, из их крови получаются драгоценные камни дивной красоты. Не имею понятия, сколько камней они получают из одной фырьки – но эту, похоже, выпили почти всю.
– Вместе с волшебной силой? – уточнил Элрик.
– Само собой! А восстанавливается то и другое с большим трудом. Сгодится, как они мне сказали, разве что для жертвоприношения либо для пары-тройки темных ритуалов, но я же некромант, разберусь. И убить их не было никакой возможности, печаль такая! – печально вздохнул Котик.
Элрик кивнул. Он примерно представлял, для чего приносят в жертву фаэри и что потом бывает с землей.
– Бабушка выхаживала ее пару лет, к Королеве Кошек возила, еще куда-то. Сейчас ей получше, хотя волшебная сила полностью не восстановилась, конечно, но некоторые вещи не отнять. Хорошая девочка, славная такая, правда, очень тихая. Собаками моими занимается – и, вроде, ей с ними хорошо...
– А уж им-то с ней как хорошо! – заметил Элрик.
На летней ярмарке продавали щенков.
Котик сам не знал, зачем забрел в звериный ряд: он не любил покупать животных и старался по возможности поручать это кому-нибудь другому – множество звуков и запахов действовали раздражающе. Овцы, козы, бегемоты, полосатые коровы, буйволы, лошади, верблюды, альпаки, парочка ездовых ящеров, индюшки, куры, цесарки, павлины...
Все это блеяло, мычало, гоготало, ревело, рычало и, кажется, попискивало на какой-то однообразной высокой ноте, утомлявшей его чувствительный слух. А запахи, а страх, растерянность, усталость – и эта полуденная жара. Впрочем, на рынке рабов бывало еще хуже – хорошо, что хоть здесь у нас рабство запрещено и об этом еще помнят. Котик посмотрел на девочку Саранку – как она? Он уже жалел, что предложил маленькой фаэри поехать с ним на ярмарку – хотелось как-то ее развлечь, но не стало бы ей хуже от таких развлечений. Тем более что ни украшения, ни музыкальные инструменты, ни наряды, ни даже книги, кажется, не произвели на девушку никакого впечатления.
Сарана потянула его за рукав. Кивнула вправо – говорить она так и не начала. Бабушка считала, что может, но не хочет, или боится.
Последствия плена – хотя что мы вообще знаем о степных фаэри?
Как-то же ей удается доносить свои мысли... Князь посмотрел в ту сторону, куда указывала девушка, и увидел парнишку-гоблина с большой плетеной корзиной... Змеи? Он не хотел бы держать дома змей, особенно ядовитых. Разве что девочка сама будет за ними ухаживать... Впрочем, рядом с гоблином стояла огромная желтовато-серая собака с грустным взглядом – такая большая, что он чуть не принял ее за теленка. Так что, может быть, щенки.
– Эти?
Девушка кивнула, а Котик в очередной раз поразился ее способности без слов объяснять, чего она, собственно, хочет.
– Ну, давай посмотрим.
– Покажи нам свой товар, – это он уже гоблину, повелительно-небрежно.
Юноша вытащил из корзины щенков ростом с крупную кошку.
Не так не так уж он и молод, как показалось вначале, – подумалось Котику. – Кожа темная, видимо, болотный клан. Или это загар у него такой?
Котику было жарко, он хотел поскорее покончить с этим делом, выпить холодного молока, завершить покупки и отправиться наконец домой.
Он посмотрел на фаэри, девушка кивнула.
– Выбирай, – разрешил он. – Знаешь, как за ними ухаживать?
Быстрый кивок, умоляющий взгляд.
– Хочешь двоих? Справишься, уверена?
– Сколько? – это уже гоблину.
...Да, новый ятаган с оплетенной рукояткой и синенькими камушками ему в этот раз определенно не светит. Ладно, старый пока еще хорош... Впрочем, если они действительно такие замечательные, как болтает гоблин... и вырастают чуть ли не с лошадь. Он придирчиво выспросил, как ухаживать, чем кормить и все прочее – на всякий случай. Попытался было поторговаться – но вяло и неудачно, слишком устал.
Девочка выбрала троих.
Ни ятагана, ни кафтана из тонкой шерсти, что он присмотрел, ни томика стихов... Хотя на стихи, пожалуй, хватит, если торговец-полугном не запросит слишком много. Книги в эту глухомань привозили нечасто, и цена была совершенно непредсказуемой – могла колебаться от пары ракушек покрупнее до нескольких полных браслетов или четверти золотого диска... Да мышь грызи этот ятаган вместе с кафтаном! – подумал он, когда увидел, какой радостью загорелись глаза фырьки.
Собаки выросли большими – даже больше матери. Огромные, цвета песка под солнцем, с умными глазами и лоснящейся шерстью, Они были словно спутники Сеана, бога справедливости, покровителя степей, стад, рассказчиков и гостевых домов, которого почитают в северных степях – впрочем, и здешние пастухи тоже...
Псы сопровождали девочку почти всегда, и Саранка словно ожила – чаще улыбалась, глаза светились радостью. А однажды Котик даже видел, как она болтает с учениками – то есть болтали скорее, мальчики, она слушала... Но все равно.
Однажды собаки поймали вора – безумного одиночку из народа холмов, решившего пробраться в замок злого некроманта и что-нибудь украсть. А как-то раз князь-некромант, по настоянию Саранки, взял одного из них в набег – и почти не удивился, когда огромный зверь вцепился в горло врага, заносившего меч над его головой.
...Не то чтобы он не любил Сеана, бога справедливости. Просто знал, что виноват – и ничего с этим не поделаешь. Но вечером, сидя у себя в комнате с зачитанным томиком Достоевского и любуясь отблесками заката на верхушках сосен, он подумал, что бог мог послать ему эту девочку вроде как в испытание. И если так, то это испытание он, скорее, выдержал. По крайней мере, сделал все, от него зависящее, чтобы ей помочь.
Потому что не было у него тогда иного выхода – ну, не мог он положить свою дружину под стрелы этих негодяев ради того, чтобы поступить правильно.
Если бы такую вину, как его, вообще можно было искупить.
Потому что не важны старику Сеану ни его судьба, ни те, кто за ним пошел, – а важны степь, собаки, вот такие фырьки, странники, барды – ну и чтобы люди не нарушали степных законов и не совершали поступков, постепенно разрушающих мир – а он такой поступок как раз и совершил.
Через несколько лет Саранка притащила в дом пятерых детенышей каракала – совсем крошечных, мать, он так понял, погибла. Ничего, выходила, выросли звери – красивые, золотисто-рыжие, в меру наглые и вполне ручные. Он тогда только рукой махнул – велел выдать фырьке что попросит и всячески ей помогать. А позже часто думал, было ли это своеобразным знаком судьбы или просто совпадением.
А тогда было не до размышлений – предстояло ехать на Торговый остров. Потому что вскоре после появления котят князь-некромант неожиданно получил сообщение от давнего знакомца, писавшего, что если ему нужен полудохлый, но еще живой эльф...
– Так вот, вместе с ними, с дружинником и Саранкой, продавали человека, обитателя одного из древних княжеств с той стороны залива. Знаешь, тех самых, что мнят себя жителями прежнего мира и ни во что не ставят остальных. До тех пор я с ними дел почти не имел и велел выкупить всех троих – мне было интересно. А человек тот оказался ученым... Младшим научным прислужником или чем-то в этом роде. Заклинания там поддерживать, жертв приковывать, пол от крови отмывать...
Есть у там них некий институт, где они изучают разнообразных иномирцев, попавших в наши края – знаешь, я говорил уже? Вылавливают в других мирах, исследуют, смотрят, что у тех внутри, проверяют, как они реагируют на разные вещи, а иногда и просто развлекаются, как им захочется. Просто потому что могут, – существо в полной их власти. Особенно если понимают, что попался им обычный, например, человек, не что-то там такое особенное. Сначала их, как я понял, расспрашивают более-менее по-хорошему, а потом уж... в общем, самые лучшие маги и ученые той страны стремятся работать в этом поганом месте... Ну, что сказать – мне было очень интересно с ним побеседовать, – глаза Котика загорелись опасным огнем. – И ведь не то чтобы он не понимал... Кажется, по итогам наших с ним разговоров до него стало доходить, что они поступают не вполне правильно. Ну и когда самому довелось побыть чьей-то вещью, с которой могут сделать все, что захотят... Но одно дело – он, человек древней культуры, все такое, и совсем другое – существо из иного мира, за которое некому вступится. Хотя, мне кажется, он начал понимать, что есть вещи, которых нельзя ни с кем – ни с людьми, ни с иномирцами, пусть у них даже жабры и хвост.
Но к тому, чтобы что-то с этим делать он оказался не готов – хотя пообещал сообщить мне, если у них заведется кто-нибудь интересный. Несколько лет молчал – я уж решил, что он забыл, передумал или свои съели. И вдруг присылает он мне весточку, что имеется у них занятный эльф из другого мира, но скоро его уже не будет, поскольку устройством своим он от здешних эльфов почти ничем, как оказалось, не отличается. И если этот эльф меня заинтересовал, то он может устроить так, чтобы мне его продали за оговоренную сумму. – Честно говоря, просто пожалел, – признался князь-некромант. – Эльф-не эльф, а все живое создание... Понятно, что не жилец, скорее всего – но хотя бы последние дни встретит на свободе. Солнышко, озеро, лес... А вдруг да и вытащим – бабушка у меня очень хорошая целительница. Фырьку вот, выходила, хотя они после такого редко выживают...
– И что? – спросил Элрик, уже догадываясь.
– Ну, что... Поздней осенью я привез его в замок, в конце зимы он начал понемногу приходить в себя. После Длинной ночи – я уж думал, отправится прямиком в чертоги Холодной госпожи. Знаешь, я не представляю, как так можно – и не понимаю, зачем. То есть понимаю, но... мерзко мне это понимать, тошно! – Котик выпустил длинные острые когти и медленно втянул их обратно. – Он ведь не враг им, и это даже не "исследования" – его действительно легко принять за лесного эльфа, нету там ни способностей колдовских, ни чего-то необычного... Знаешь, его особенно потрясло, что одни и те же люди с ним сначала сначала общались по-хорошему, расспрашивали про мир, а после начали пытать и резать – просто так, ради развлечения, потому что больше никакой ценности он для них не представлял. Разве что зелье какое проверить на нем или заклинание. Вроде как он для них не живое разумное существо, а так, вещь ненужная... Знаешь, когда-нибудь я сожгу этот их институт, – спокойно сказал Котик, и мечтательно улыбнулся. – Соберу войска, договорюсь с эльфами, змеями, может, с кем еще, освободим пленных, раскатаем по камешку это поганое место – а самих этих сволочей сожгу.
Заживо.
Он опять улыбнулся, показав острые зубы.
– А скажут, что орда варваров разрушила древнейший научный центр, уничтожив бесценные материалы и уникальные разработки, над которыми трудилось множество поколений ученых...
– А мне до цветочных часов! – Котик сжал кулаки, кулаки, шерсть на загривке встала дыбом, глаза сверкали, усы топорщились от гнева. – Ты видел у него шрам – на животе, ближе к левому боку?
– Да там их столько...
– Они разрезали его, чтобы что-то там посмотреть, – и при всем этом специально держали его в сознании! Дело ведь не только в том, что я люблю его, – тихо сказал Котик. – Просто так нельзя. Ни с кем, ни для каких там важных целей.
– Так эти все шрамы, это...
– Это еще малая часть, многое мы все-таки восстановили.
– А я думал, это ты...
– Нет, это бабушка. Я же почти не лекарь, – он помолчал. – Ну что ты... Я только царапаюсь иногда, и то очень аккуратно. – Котик, кажется, не обиделся, или не показал вида? – Он тоже умеет, просто у меня шерстка и на мне не видно.
Элрик подумал, что никого он, конечно, не сожжет.
Самое большее – перебьет. Но сказал:
– Знаешь, когда пойдешь на них войной – позови меня с собой. Хочется, знаешь ли, иногда вспомнить старое.
– Обязательно, – серьезно заверил его Котик и острым когтем подцепил с тарелки специальный кошачий бутерброд из рыбы с ветчиной.
– ...Знаешь, если бы мама не увезла моего брата в город после смерти папы, – может быть, и не привязался бы к нему так сильно, – сказал Котик. – Может, я не повелся бы на эту хрупкость и беззащитность – а тут еще, ум, стойкость, готовность подчиняться, понимание, когда можно спорить, а когда не стоит и огромная жажда знаний.
– А почему с братом так вышло? – спросил Элрик, наливая себе еще кофе. – Сейчас он, я так понимаю, при тебе?
– Сейчас он с матерью, – хмуро ответил Котик. – Иногда гостит у меня. Очень хочет на войну, мстить – и при этом совершенно не думает головой! Бывает, собирает таких же юных раздолбаев, уверенных, что они бессмертны, и идет в набег или еще что-нибудь устраивает. Пару раз ему везло. Но однажды он нарвется и его убьют – или я его выдеру-таки. Разбаловали. Мама, бабушка... Младший, последний...
– А взять его к себе?
– Мама хочет, чтоб ребенок закончил учебу. По-моему, ей просто жаль отпускать его сюда, к нам – и я могу ее понять.
– А чего он сам хочет?
– Славы, подвигов, быть героем, чтобы им восхищались. Ему пока невдомек, что это долгий процесс – хотя снаружи это и может выглядеть иначе, но не дай никому Мироздание такого "иначе"! – с жаром в голосе воскликнул князь-некромант.
– ...Понимаешь, если вкратце – мой отец держал границу, вот как я теперь. У него было несколько врагов с той стороны – им не давал покоя сам факт, что мы есть, и они поклялись извести наш род любой ценой. Потому что мы не даем им совершать набеги, продвигаться дальше на юг – а им это действительно нужно, нужна земля, которую они еще не превратили в пустыню, – вот как наша, например.
– Понимаю, – кивнул Элрик.
– Так вот, его убили. Заманили в ловушку – переговоры, все такое. Не он один на это купился – а тут такая возможность замириться с парой человек. Опять же, годы идут, война – дело выматывающее и кто-то, мог решить, что поклялся-то он в юности, в душевном порыве, как это бывает, а живет сейчас. Жизнь идет, знаешь ли, времена меняются, у всех какие-то свои дела, у многих семьи. У отца тоже – жена любимая, дети, сам он кто тому времени порядком устал от войны. Дела, опять же, какие-то, сочинения, книга по стратегии не дописанная, записки о войне в пустыне – жить ему хотелось... Ну и братик только родился, после стольких лет. Маленький он был очень славным. Бабушка говорит, я таким не был.
– А отец не...
– Разумеется, он предполагал подвох, меры принял, почти все учел. Опять же, или он не герой, "не растянуть мне разве дураков двести", как у классика. Дружина у него хорошая, сам он маг не из последних... В общем, поехал он на те переговоры – и ошибся, доверился не тому человеку. Да, до тех пор это был надежный человек, давний приятель и соратник, и отец просто не подумал... Не с чего было, правда. Это же так всех друзей начнешь подозревать в измене.
Если вкратце – его выдал хозяин гостевого дома, где он неоднократно бывал. И я с ним бывал... Гостевые дома – они вообще почти как храмы тэннэри-неба, им сам Сеанн-странник покровительствует, на них напасть – это худшим человеком быть надо. Почти как на храм напасть или фырьку обидеть... От таких поступков мир портится, понимаешь? Но и у их хозяев есть некие обязательства перед гостями – понимаешь разницу, да? То есть выдать гостя, пока тот в его доме, он не может, а вот сообщить одному гостю о том, куда поехал другой – почему бы нет. То, что их впятеро больше и они ему клятвенные враги, имеет, конечно, значение, если разобраться, но это не настолько важно...
– Ну почему, – сказал Элрик, – предательство, оно всегда предательство. А выдать гостя на смерть – это, по-моему, оно.
– Их хозяева не могут быть ни на чьей стороне, так ведется испокон веков, - продолжал Котик, – И уж тем более им нельзя выдавать одних постояльцев другим – а этот соблазнился.
В общем, отца схватили и распяли на деревянном осле – это если совсем кратко. Причем даже не те самые враги, а люди, решившие воспользоваться их гибелью, что обидно. Врагов, которые хотели вроде бы помириться, за какие-то дела сожрали свои свои.
– Может быть, именно за это, – предположил Элрик.
– Возможно – но не только. Лакента говорит, там были и другие причины. – Это сын одного из тех погибших врагов, – пояснил Котик. – Он сейчас у меня, я его выкупил потом. Они так обходятся с детьми казненных преступников и убитых недругов, что в благодарность за избавление пойдешь служить кому угодно... Думал предложить ему поединок, когда оправится – а он вместо этого присягнул мне, за себя и за братьев...Ну так вот, было мне тогда лет пятнадцать, и отец меня с собой не взял – как знал. Проходит несколько дней – и я неотвратимо чувствую, что он мертв. Никогда со мной ничего подобного не было – а тут не проходит. И мама, смотрю, извелась вся – а она ведь у меня фырька из Вращенцев... фаэри, хранительница города. Бывало, что отец надольше уезжал – но прежде она никогда так не волновалась. А я тогда некромантию не любил, предпочитал боевую магию и садоводство – деревья-ловушки, ядовитый плющ... Делать нечего – я мужчина и старший в роду, посоветоваться не с кем, бабушка только уехала и неизвестно, когда будет. Дружинники почти все ушли с отцом. Оставшиеся говорят – подожди с недельку, вернется. Пошел я тогда помедитировал – и увидел, как и что с ним сделали. И кто – но это отдельная история. Ну что: поручил сестренке присмотреть за мамой – нехорошо с ней поступил, она хотела со мной, а ей досталось самое трудное – но кто-то должен был выжить, позаботиться о маме и малыше, а если что – пусть уходят в город. А сам объехал ближайшие замки, собрал вассалов – тех, кто согласился идти со мной. Сказал, что отцу нужна помощь – понимаешь, было четкое ощущение, что не стоит говорить им о его гибели. Я для них – сын, наследник, юный Котик – пошли бы они за мной, если бы знали? Некоторые и так отказались... Потом пришлось заново договор заключать. После сами локти грызли – как же, первый поход молодого князя, да еще такой успешный... Нехорошо. Я прикинул маршрут и знал, где примерно должна быть засада. Мы аккуратно обошли то место, но... в общем, ее там не было, они не стали ждать – отправились в гостевой дом праздновать победу. Тогда мои люди окружили дом и сказали, что все, непричастные к убийству князя-некроманта могут выйти и, может быть, я оставлю их в живых. Некоторые вышли – и мы подожгли дом.
– Ничего себе! – не удержался Элрик. – Это был тот самый, да?
– Но я тогда этого не знал. Помню – еду домой и лихорадочно молюсь Сеану-страннику, зная, что прощения мне не получить никогда. Но иначе я бы положил половину своего отряда, если не больше, – тихо сказал Котик. – Эти люди пошли за мной, когда никто больше не пошел, понимаешь?! Это меня не оправдывает, конечно, да и ничто не может оправдать... Даже то, что хозяин был с ними в сговоре. В таких случаях нужен суд, его слово против моего – а тогда они нас всех просто бы перебили. А потом и маму, сестренку, бабушку и всех, кто остался. Я должен был показать им, что с нами так нельзя – и надеялся, что хозяин с семьей выйдет, что как-то потом... помочь ему, отстроить все, не знаю. Я вообще был уверен, что он скорее на нашей стороне, они с отцом приятельствовали... Это потом уже узнал, что они ему заплатили. После того дня больше не молился – как отрезало, – неожиданно закончил Котик. – А что еще было делать? Благородная война закончилась незадолго до моего рождения. Мирных жителей – тех, что вышли и тех из них, кто действительно ни при чем, мы не тронули, конечно. Даже постарались кому-то чем-то помочь, возместить – а толку-то. Такие поступки вызывают ярость еще большую, чем разрушение дома, но этого я тогда не знал.
Он перехватил руку девушки – и лезвие узкого ножа прошло вскользь, почти не оцарапав. Котик был почти рад, что она ударила его – хоть кто-то попытался отомстить, вообще сделать хоть что-то. Остальные с ненавистью смотрели, как его люди перевязывают их раненых, делятся водой... Многие ругались, громко причитали – кто-то потерял добро, у одного убежал осел с поклажей, у другого раб...
– Вот тут мы вам не помощники, – ехидно подумал Котик, – на королевской земле рабство запрещено законом. Пусть даже королю почти нет дела до здешних мест...
Кажется, они не верили, что мы действительно подожжем дом, – и винят нас еще и в этом, – понял изумленный Котик. И тут же удивился тому, что способен еще изумляться.
Недостаточно предупредили, значит. То есть они считали, что я положу свой отряд под стрелами, – да, это было бы удобно тем, кто засел в доме, но для нас-то логично заботиться о своей жизни, а не об удобстве врагов, разве нет?
Как странно – эти люди обвиняли его не в том, что он совершил ужасный поступок, хуже которого мало что может быть, – а в том, что он доставил им неудобство, заставил понести убытки – не такие уж большие, кстати. На нарушение миропорядка им было плевать – и это казалось невероятным.
Да, он виноват перед этими людьми – слугами, гостями, родичами хозяина, – но почему-то никому в голову не пришло, что его враги, обманом погубившие его отца, засевшие в гостевом доме и стрелявшие в нас из окон, тоже не вполне правы. Так не делается – им следовало выйти в поле и принять бой, как и было предложено, не подвергать опасности хозяина, путников этих... Ладно еще, если бы их было мало и они были бы ранены – так ведь нет же.
Нельзя использовать гостевые дома для засад – но они могут сказать, что прятались, а мы напали. Почему они "могут сказать" как им удобно, замучить отца и спрятаться в гостевом доме, – а мы должны неукоснительно соблюдать законы, чтобы оставаться людьми?
– ...Уже рабыня? Полуэльфийка, говоришь, прекрасная, как не знаю что? И почему же она от тебя сбежала? Наверное, ты с ней плохо обращался? – усмехнулся Котик. – Или просто жить захотела? Всем известно, что светлый народ нельзя держать в рабстве, что мрут они от этого. И что у нашего короля договор с Лесом – и таких, как ты, казнят долго и мучительно.
Про договор он выдумал только что, но рабовладение действительно считалось позорным преступлением и каралось очень сурово. А уж содержание в рабстве существ, для которых это, считай, смерти подобно...
Нет, не понимает и не видит в этом ничего дурного.
– Говоришь, здесь нет людей короля? Ты ошибаешься – здесь есть мой отец и я. Не сомневаюсь, что король подтвердит мое назначение.
...Если он удержится, это будет чистой формальностью – кто-то же должен держать северные границы.
– Казнить, – кивнул он сопровождавшим его котолюдам. И чуть заметно подмигнул.
Скорее всего, этот человек лгал. Котик неплохо умел распознавать ложь, но люди, готовые ради своей прихоти и чванства уморить в неволе мудрое, прекрасное, волшебное существо вызывали оскомину.
Впрочем, нет – любое существо.
Ни с кем нельзя так, никого нельзя считать вещью, призванной служить удовлетворению чьих-то прихотей...
На всякий случай отошел в сторону – сосредоточиться и узнать, не прячется ли поблизости беглая рабыня или раб, которым, возможно, нужна помошь...
Тут-то его и достала девушка из гостевого дома.
Котик вгляделся – старше его на полдесятка лет, невысокая, крепкая. Коричневая кожа светлее, чем у большинства в здешних краях, – видимо, какая-то примесь. Он пару раз видел ее в гостевом доме – служанка, родственница? Совсем не похожа на хозяина – тот был темнокож, высок, узкое лицо с резкими чертами – а у этой круглое такое, симпатичное. Большие желтые глаза, плоский нос, потрепанное синее платье, похожее на те, что носят женщины-караванщицы в Золотых песках, стоптанные туфли...
А на шее, на связанном в двух местах шнурке – медальон.
Город с золотистыми крышами, а над ним в темном небе птица из мерцающего перламутра. Очень знакомая вещь – мать когда-то подарила его отцу точно такой же, и говорила, что кроме Вращенцев, таких не делают нигде. Котик помнил эту вещь до мельчайших черточек, до царапин – в детстве они с сестрой часто играли отцовским амулетом.
Сейчас рисунок потускнел – не от гари и копоти, а потому что отец был мертв.
Но все равно красивая вещь – не зная, пожалуй, и не заметишь.
Несостоявшаяся мстительница глядела на него с бессильной яростью.
Рядом с ней испуганно жались три девочки помладше – очень похожие, будто горошинки из одного стручка – светленькие, широколицые, в мягких черных волосах – бусинки из ярко раскрашенной глины. Босые, в ветхих, застиранных платьицах – из чего он заключил, что хозяину они, видимо, не вполне родня. Рядом с ними – мальчик лет двенадцати, с темно-фиолетовой кожей, раскосыми глазами и светло-серыми волосами. В рабском ошейнике, со свежими шрамами на чумазом личике.
Котик попробовал заговорить – горло саднило от дыма и пыли. Казалось, запах гари и будет преследовать его всю жизнь, сколько бы той жизни ни было.
– Ты хотела меня убить, – сказал Котик на местном наречии. – Я понимаю тебя.
Глаза девушки от удивления стали совсем круглыми. Кажется, она ждала чего угодно, только не этого.
Сейчас он был сам себе отвратителен. Злобный некромант пришел из пустыни, разрушил ее жизнь, убил отца, а теперь предлагает помощь... Но надо было делать дело: поговорить, если можно, помочь, приглядеть за своими, за мстителями вроде этой – мало ли у кого чего найдется.
– Ты в своем праве. Да, мы сожгли дом твоего отца, или кто он тебе. Но у нас не было вариантов. Люди, обманом убившие моего отца, могли выйти и сразиться с нами – они не вышли. Их было не меньше нас, чем нас – у них был шанс. Хозяин мог настоять – это было его правом, – но он предпочел дать им приют.
– Они все перепились, – тихо сказала девушка, и Котику показалось, что она не испытывает большой любви к недавним гостям.
Ну, да – напьются, пристают к служанкам... Зато потом вот медальоны дарят.
Ему вдруг показалось, что он неправильно определил возраст и она немногим старше его. У этих человеков иногда не понять...
– Я не спрашиваю, от кого и за что ты получила это украшение, – он указал на медальон, – но когда-то давно моя мать привезла его в подарок отцу. Из города с золотыми крышами, города, где поют на улицах, где любой может жить, не причиняя вреда другим. Города, где не воюют... Оставь себе – сказал он, заметив, что девушка потянулась было снять украшение. – Сейчас это уже не имеет значения. Твои родные могли выйти – им бы мы точно не сделали ничего плохого, просто незачем. Я не знаю, почему твой отец или хозяин этого не сделал. Но те люди, что прятались в вашем доме, убили моего отца и всех, кто был с ним. Замучили и убили. Это даже не месть – если бы я не убил их сегодня, то через несколько дней они перебили бы мою семью. Я не видел другого способа их остановить. Ты попыталась отомстить – это делает тебе честь. Ты можешь попробовать еще раз, – добавил он, заметив, что ненависть в глазах девушки сменяется пониманием, – тогда мои люди убьют тебя так или иначе. А детей отдадут некромантам, – он усмехнулся, – на воспитание.
Или мы можем придумать что-то другое. Я не хотел убивать твоего отца или кто он там тебе, – он говорил и понимал, что его слова пусты, что для нее они как песок из разбитых часов – пересыпаются из чаши в чашу безо всякого смысла. Для нее его отец был просто одним из многих гостей – какое ей может быть дело до чужой жизни, чужой смерти, чужой семьи, убьют ее там или нет...
Но гость священен, на этом построена вся система гостевых домов – или уже нет?
Может, она даже радовалась, что гнусный котонекромант не будет больше приезжать сюда со своей свитой, пить молоко, платить серебром и полновесными ракушками, петь песни...
Теперь точно не будет.
– Дядя, – прошептала девушка. – Двоюродный дядя. Он взял нас к себе, когда умерла мама. И, чуть-чуть помолчав, добавила шепотом:
– Ему хорошо заплатили.
– За то, что взял вас к себе? – не понял Котик. А когда понял, похолодел.
– Кто заплатил? – Спросил он на всякий случай. – Зачем?
– Люди с севера, – она потупилась. – Я не знаю... Приезжал человек из Эраннеа. – Это был один из крупных полисов в Золотых Песках. – В красной головной повязке и темно-синем плаще... Очень важный и такой... мы с сестрами испугались, – она опустила голову. – Говорил, что это большая услуга, ее не забудут. И что когда князь будет мертв, заплатят еще больше – еле слышно произнесла человечка.
Нет, надо проверить, обязательно проверить, вызвать дух, может, быть, она что-то не так поняла, не мог же давний друг отца... Но чутьем, которое есть у всякого мага, ощущал – скорее всего, так и есть.
Ну скажи же, – взмолился он мысленно, – что твой дядя не виноват, что его заставили, угрожали изнасиловать тебя, зарезать мелких...
Но девушка молчала, а потом, много позже, когда он вызвал дух хозяина гостевого дома, то убедился, что все было именно так, как он предполагал – и не хотел верить.
Однако странно – значит, даже не пограничные лорды, извечные враги, – а кто-то повыше. Серьезно так... Значит, готовится большой поход? Или у кого-то из лордов очень, очень хорошие связи? Какая-то внутренняя игра?
– Опиши его. Внешность, одежда, украшения? Один или со свитой, какого племени, оружие, лошади, верблюды? – потребовал он, читая заклинание, позволяющее увидеть то, что встает сейчас перед внутренним взором девушки.
– Высокий... Кажется, какого-то из северных племен. Темное узкое лицо, синие глаза. Чистое, ни рисунков, ни татуировок.
– Костистое такое? А глаза большие, круглые? – спросил Котик, побуждая девушку вспоминать как можно точнее. Говорить и поддерживать заклинание непросто, но ему нужно было знать точно.
– Да... Не, раскосые, узкие. Очень злое лицо, – она поежилась. – Приехали вечером, Бейге корову доила, чуть не зашибли.
Ага, теперь понятен ее испуг. А лицо смуглое, землистое – и скорее надменное, чем злое.
– Полторы дюжины, на лошадях – хорошие кони, черные такие, с белыми гривами. В плащах светлых... серых. Приехали с востока, в самом начале лета. О чем говорили, не слышала. Дядя сперва ходил хмурый, срывался на нас, Рхантэ побил ни за что, ни про что...
Рхантэ – это, видимо, маленький раб. Или кто-то из девочек? Вот странно – насколько он помнил, здешний хозяин никогда рабов не держал и считал, что дело это дурное. Интересно, давно ли у него парнишка? И что вообще случилось с этим человеком, что был когда-то боевым товарищем отца, человеком, которого Котик помнил добрым и веселым? Запугали, заставили, соблазнили наградой?
А вообще, интересно получается, – думал он. – Приезжает чужеземец – видимо, агент Совета одного из городов. При параде, со свитой, мнящий себя достаточно важным, чтобы не замечать такую мелочь, как служанка. Судя по опознавательным знакам, даже не военный – то ли поиски крамолы, то ли какие-то еще их внутренние дела. Причем тут их крамола и мы?
И почему двое из тех четверых, что, вроде, собирались мириться, так и не появились – а одного мы нашли с перерезанным горлом, связанными руками и свежими ожогами? Что там у них произошло? Обычная ссора или все гораздо глубже? Нет, надо засесть за некромантию, прав был отец.
– Спасибо тебе, – сказал Котик. – Я очень тебе обязан. Послушай – я не могу отменить свершившееся, но давай решим, что делать с вами.
Он ощущал ее страх, смятение, почему-то сочувствие – к нему, что ли? Растерянность – но и готовность думать.
– Ты можешь собрать ваш скот, деньги и что у вас там было, – так понимаю, других наследников у дяди нет. Я могу отдать вам часть добычи – верблюдами, ракушками, все равно нападавшим они больше не понадобятся. Добавить пару браслетов на обзаведение, если не хватит. А дальше – смотри. Я могу взять вас с собой, отвезти в одну из своих деревень. Построим вам дом, поможем развести огород – будете жить, захочешь – обменяешь часть скота на поле или сад. Рабство у нас вне закона, но помощников нанять несложно. Могу дать сопровождающих до Ллайдере или Вистаана. – Это были ближайшие города Золотых Песков. – Ремеслом каким-нибудь владеешь?
Она помотала головой.
Странно... Судя по тому, как были заплетены косы девушки и по раскрашенным глиняным бусинам в волосах у младших, девушка происходила из народа та'хейн. Жителей небольших городов на окраинах степи, пастухи, ремесленники, народ спокойный и созерцательный. Чтобы девушка та'хейн не умела ни ковры ткать, ни лепить из глины, ни гравировать?
– Если хочешь, можем даже найти тебе мужа, – он старался говорить спокойно, хотя не представлял – как искать? Ей же жить потом вместе все сколько там лет – с вот первым выбранным приглянувшимся дружинником, которого она совсем не знает...
Был такой старинный обычай, в этом случае у девушки не должно было остаться претензий, даже если погибший был ее близким родственником – при условии, конечно, что замуж она выходила добровольно.
Это было очень щедрое предложение. Как если бы она была дочерью невольно убитого им союзного лорда, а не сиротой-племянницей трактирщика, посылавшего ее прислуживать гостям.
Она не понимала, почему. Он боится ее? Опасается мести? Вроде, нет... Он мог убить ее, продать в рабство вместе с сестрами – светлокожие девушки та'хейн, скромные, покладистые, трудолюбивые ценились довольно высоко. Мог просто забрать себе и сделать что-нибудь такое, о чем страшно даже думать, – некромант же. Может, он дал какой-нибудь обет? Но, так или иначе, этот огромный котолюд почему-то предлагал ей жизнь – и она собиралась использовать это предложение.
– Могу просто взять тебя с собой – поживешь немного в спокойном месте, осмотришься, а там решишь. Смотри. Хочешь быть хозяйкой гостевого дома? Здесь, или южнее, на нашей земле? Но придется дать клятву верности – за себя и за все семейство.
Она посмотрела на детей, – казалось, сейчас кинется в ноги, будет умолять. Котик мысленно выругал себя за несообразительность:
– И да, сестер, конечно, можешь взять с собой.
Из ее груди вырвался облегченный вздох. Девушка уже не хотела умирать, и готова была почти на все, лишь бы их не разлучали.
– Смотри, решай. Чего бы хотела ты?
– Ты спрашиваешь меня? – изумилась она. Такое ощущение, что ее никто никогда не спрашивал.
– Или я могу отвезти тебя с детьми в безопасное место, где ты сможешь отдохнуть и подумать. Хочешь так?
Девушка кивнула.
– Тогда собирайтесь. Да, парнишку я заберу с собой. Это дитя моего народа – и рабом он больше не будет.
На мальчике была старая оранжевая рубаха, какие носят пастухи из саванны. Приглядевшись к остаткам вышивки, Котик мог бы даже понять, к какому семейству принадлежит ребенок.
– Послушай меня, дитя, – обратился он к мальчику. – Если твои родные живы, я попытаюсь их разыскать...
Тот едва заметно покачал головой.
– Тогда твое племя...
– Я хочу остаться с Оинтэ, – сказал мальчик. Спокойно, с достоинством даже – только голос дрожит от еле сдерживаемого волнения. И Котик заметил, что он словно пытается заслонить собой одну из младших девочек, а та крепко держится за его руку. Ну что ж, это их дело. Он посмотрел на старшую девушку – та поняла. И, взяв у старшей из девочек небольшой каменный нож, с усилием разрезала хитрозаплетенный узел шнурка, стягивающего ошейник.
А рабыню они потом нашли. Не эльфийка, конечно − просто женщина. Она была еще жива, хотя выглядела так, что будь это труп, материал для зомби, − Котик бы побрезговал.
Лихорадочно вспоминая лечебные заклинания, посылая кого-то за водой и чистыми бинтами, накладывая чары (ни разу не сбился!), он думал, что получилось очень смешно. Он-то надеялся спасти если не отца, то кого-нибудь из его дружинников, а привезет никому не нужную старуху. Если вообще удастся довезти ее живой.
Оказалось - не старуха, женщина чуть за тридцать, миловидная даже. Полукровка с восточных окраин Змеиного Леса, помесь змеелюдов, эйтханси и еще нескольких человеческих народов. Возвращаться ей было некуда и не к кому − ни ее дома, ни родных не было в живых уже лет пять, с тех пор как туда добрались войска Золотых, а та часть леса вырублена, распахана и засеяна...
Котик в совершенстве освоил поисковые чары, надеясь, что, может быть, кто-нибудь из близких этой женщины остался жив - но нет. Братья, сестры, многочисленные племянники, родители, друзья... И маленькая смешная девочка, только начинавшая говорить, и совсем крошечный малыш...
Он предпочел бы не говорить, как умерли многие из этих людей, но женщина по имени Гроздь Рябины хотела знать, и это было ее право.
Несколько месяцев она пыталась жить в одной из лесных деревень. Не то чтобы не прижилась - пару раз даже свататься к ней пытались. Но она решила иначе − пришла как-то к Котику и попросилась к нему в дружину. Он не возражал − лесовичка ловко обращалась с тяжелым длинным ножом, рубящим копьем с широким лезвием, без промаха била в цель из ростового лука, знала толк в засадах и ловушках. Князь-чародей старался не думать о том, что последний в роду неизбежно становится драконом, чтобы мстить за близких или хранить сокровища своего народа, какими бы они ни были - закон природы такой.
Через три недели он навестил их – маленький домик в саду, принадлежащем отцу одного из его вассалов, участников похода. Оглушительно пах жасмин – и Котик мельком подумал, что запах гари надолго останется разве что что в его снах.
Вокруг, в зарослях отцветающей сирени играли дети – здешние и те, кого он привез. Чистенькие, отмытые, в новых платьях – и успевшие заново перемазаться клубникой, черешней, травой и чем-то еще. "Мы гоблины, мы копаем самоцветы!" – на бегу сообщил ему мальчик в оранжевой рубахе. Шрамы практически сошли, – заметил Котик. Отъелся, успокоился, перемазанная соком мордочка лучится радостью...
У хозяина была большая семья, и он намекал, что готов оставить всю эту компанию у себя, учить и воспитывать вместе со своими. Да и девушке найдется занятие по вкусу, а там и замуж... Он, кажется, чувствовал себя немного виноватым из-за того, что один из младших его сыновей пошел тогда с юным князем, а старшие – нет, и сам он тоже...
...Котик встретил юношу на лестнице – удачно, не надо будет искать. Хмурый темноволосый подросток, почти мальчик, с очень бледной кожей – не светлой, а именно бледной, почти прозрачной, с россыпью чуть заметных золотистых крапинок.
Или все-таки девушка? Явно полукровка – но с кем? На отца не похож ни лицом, ни статью, ни нравом – словно вообще ничего общего. Тот шумный, веселый, недалекий, легкий, как большинство здешних лордов, а этот угрюмый, целеустремленный и, кажется, умен.
И смотрит странно – то ли с обожанием, то ли спросить чего-то хочет. Может, все-таки девушка?
Странно, обычно Котик сходу чуял такие вещи.
Рука на перевязи – и повязка выглядит так, словно ее не меняли ни разу за все это время.
Подвел к свету – подросток ощутимо морщился.
– Тебя врач вообще смотрел? – он знал, что у отца есть лекарь, довольно толковый.
Сам менял? И на боку тоже? Дай-ка взглянуть...
Стесняется – или просто никому нет дела до странного ублюдка?
Отец – неплохой, в сущности, человек и наверняка любит это создание, как уж может, раз признал за сына. Во всяком случае, пытается. Но – потрепанная одежда, голодный вид, отсутствие лечения...
Котик вытащил из поясной сумки чистые бинты и мази, которые теперь всегда носил с собой, велел снять рубашку и тут же, у окна, начал перевязывать обормота, попутно рассказывая о нагноении, заражении крови и гангрене.
Юноша шипел и морщился, но молчал. А Котик думал, как будет осмысленнее – надавать по шее этому герою и его папаше или же забрать мальчика с собой и поручить заботам бабушки – у нее не постесняется, даже если захочет. И уж точно выживет. Да и бабушке развлечение...
А заживает неплохо – могло быть куда хуже, учитывая тяжесть ран и отсутствие нормального лечения. Интересно, кем была мама этого создания и что он вообще такое.
– Сыпь твоя не заразна? – просил Котик, – От чего это у тебя?
– Это от солнца... У меня бывает весной... Не, это не болезнь.
Ну, как объяснить такому прекрасному, обожаемому и мохнатому лорду, единственному, кому, кажется, есть до тебя дело, про такую стыдную вещь? Ни у кого больше нет - а у него каждое лето и лицо, и руки в дурацких крапинках, стоит только выйти на солнце.
Несколько недель назад, когда он впервые увидел молодого князя, узнал, что тот собирается в поход и ему нужна помощь, без колебаний решил следовать за ним, такие мелочи его нисколько не волновали.
– Ладно, – Котик выпрямился. – Ты едешь со мной, на сборы полчаса, отцу я скажу. Идет?
Мальчик просиял, торопливо мотнул головой и исчез.
– Я не хочу потерять одного из лучших своих дружинников, – пробурчал Котик так, чтобы парнишка слышал.
Девушка из гостевого дома посвежела, похорошела, выспалась. Вместо обносков – новое опрятное платье, волосы смазаны маслом и хитро заплетены, как принято у горожанок – не тех, конечно, что проводят по несколько часов перед зеркалом, прибегая к помощи специально обученных служанок,– но тоже что-то интересное. Казалось бы, те же косы – но некоторые прядки подкрашены, заплетены в тонкие косички, перевитые цветными нитями, с перьями, стеклянными бусинами, цветами, с чем-то еще...
Интересно, почему о других заботиться здешние хозяева могут, а о своем – нет?
Котик учтиво склонил голову, приветствуя ее.
– Отвези нас в город с золотыми крышами, город, в котором нет войны, – сказала она. Я каждую ночь вижу его во сне.
– Слушай, я все-таки поеду. – Котик встал, и наваждение исчезло.
Элрик словно сам был в этой пустыне, чувствовал запах гари, благоухание жасмина, вопли играющих детей, стоны умирающих, неизбывное горе... Он и представить себе не мог, какая тяжесть лежит на плечах его хвостатого друга, всегда такого веселого и невозмутимого.
– А что с ними было дальше? С той девушкой и детьми?
– Ничего, живут себе во Вращенцах, – пожал плечами Котик. – Матушка им устроиться помогла. Дети учатся, старшая заканчивает какие-то курсы, мальчик занимается живыми повозками – есть там такие. Думает, то ли вернуться и поискать сородичей, чтобы пройти положенные обряды и справить свадьбу по всем правилам, то ли обойтись венчанием в каком-нибудь местном храме. Одна из сестер подумывает вернуться и открыть гостевой дом...
– А мальчик? Тот, с веснушками? Он ведь информационный вампир, да? Больше ни у кого в наших краях веснушек не бывает...
– Ничего... Живет в замке своих, так сказать, родичей. Ты мог о нем слышать, теперь его зовут Князем из Восточной Башни. Один из самых толковых моих вассалов. Всерьез занимается медициной, просвещением, какие-то у них с бабушкой совместные проекты... научные. – Элрику показалось, что князь-некромант смущенно потупился.
– Ночь скоро.
– Успею. – Теперь это снова был привычно-самоуверенный Котик.
– Почитать-то что-нибудь берешь?
– Давай "Цветоводство для котиков" и "Как сделать цветочные часы своими лапками". И что-нибудь для эльфа. Легкое, простое – сложного он сейчас не потянет, не в том состоянии.
– Не знаю... Сказки?
Элрик кивнул в сторону соответствующего стеллажа.
Котик протянул лапу и вытащил первую попавшуюся книгу.
– Мелнибонийские народные? "И герой пытал злого колдуна три дня и три ночи, а потом изнасиловал и убил. А потом снова изнаси..."
– Не было такого! – возмутился Элрик. – Вот только не хватало еще злого колдуна насиловать...
– Может, доброго не так интересно...
– А по шее? И вообще, там конец света должен был наступить...
– Видимо, кому-то не хватало именно этого, – заметил Котик. – До конца света еще две страницы, можно многое успеть. Там еще фигурируют конь волшебника, белочка, два ежа, пятнадцать аколитов и банка растворимого кофе.
– Мерзость какая, – возмутился Элрик. – Да никогда я не пил растворимый кофе!
– Ну, значит, народное сознание творчески переосмыслило, – ухмыльнулся Котик. – Знаешь, пожалуй, нет. Мне ж потом ему как-то все это объяснять, на вопросы отвечать... – Он поставил книгу на полку, достал еще несколько, полистал... – Нам бы что-нибудь попроще, без аколитов и конца света.
Котик снимал с полки книги, быстренько просматривал одну за другой и ставил на место. Элрик изумлялся, – как он ухитряется хоть что-то понять?
– Слушай, я возьму вот это? – Котик вытащил два толстых сборника – хорошая бумага, приятные картинки, фамилии авторов Элрику ничего не говорили, и он заглянул в оглавление.
– "Серебряная книга сказок", "Хороший человек", "Бабушка", "В замке и около замка"... – Разве про хороших людей пишут книги? – изумился он. А тем более про бабушек? – Разве это может быть кому-то интересно? До сих пор он считал, что книги пишут в основном про героев и придурков, лучше если в одном лице... К счастью, Котик не стал спрашивать, к кому он относит персонажей Достоевского – а то ж пришлось бы ответить...
– И еще, пожалуй, это. Никаких аколитов и всего такого прочего, зато дети, лес, красота... Вот, булочки пекут, в снежки играют, на санках катаются, праздники сезонные отмечают – это нам сейчас самое то.
– "Весело живется в Бюллербю", "Мадикен и Пимс из Юнибаккена" "Эмиль из где-то там еще..."
Странно... Чтобы кому-то весело жилось без кофе – разве так может быть? Но картинки и впрямь приятные. Ладно, если князь-некромант решил потешить своего приятеля странными выдумками, в которых нет ни оргий, ни сражений, ни пыток, ни извращений, – словом, историями, не имеющими ничего общего с реальностью, то это их дело. В конце концов, то, что происходит между двоими...
– Да, кстати, – Котик обернулся в дверях, – чуть не забыл. На летнем празднике Рождения Солнца я собираюсь принять в семью мелкую и эльфа, так что жду вас в гости! Заодно и повидаетесь – думаю, Аргайль будет тебе рад. С сестрами моими познакомишься...
– Ты зовешь меня в гости, – изумился Элрик, – на семейный праздник?!
Несколько секунд он ошарашенно молчал, не в силах поверить. Его, чудовище, которым пугают непослушных детей и неаккуратных читателей...
– С женой, если она захочет. Ну и дедушке передай, мы всегда рады его видеть.
– Мне тоже... рады?
– Конечно, – улыбнулся Котик, садясь на верблюда.
Несколько минут Элрик задумчиво молчал.
– Знаешь, меня никогда не приглашали на семейный праздник. Что это вообще такое, что там бывает?
– Ну, что вообще бывает на праздниках...
– Оргии, пытки, жертвоприношения? Всемирный День Книги с загадками, викторинами и призами?
– Ты идиот или из Мелнибо... – взъярился было Котик и осекся.
– Нет, – сказал он очень медленно и очень спокойно, четко выговаривая слова. Нет, ничего такого не планируется. Не бойся. – Котик махнул лапой и исчез в сгущающихся сумерках.
Разговоры за кофе. Часть вторая.
– Послушай, – спросил Котик, аккуратно проводя кистью по стенке домика, – если мы сейчас занимаемся сексом, – это получается зоофилия?
– Ну и что? – ответил Элрик флегматично.
– Не знаю. Нехорошо как-то...
– С каких пор тебя это беспокоит? – полюбопытствовал Элрик, удивляясь про себя многогранности котиковой личности, если это только была не лень. С-кото-ложество – это когда мы с тобой, котом....
– Ну и что? – ответил Элрик флегматично.
– Не знаю. Нехорошо как-то...
– С каких пор тебя это беспокоит? – полюбопытствовал Элрик, удивляясь про себя многогранности котиковой личности, если это только была не лень. С-кото-ложество – это когда мы с тобой, котом....