Третий эльф в пятом ряду.
...Кажется, это будет новый цикл - про эльфа Аргайля, который упоминается в "Разговорах за кофе", истории о Котике и Змеедеве и еще нескольких.
Как всегда, интересно ваше мнение, предположения и вообще. В смысле, о других историях - тоже интересно.
Иначе какой смысл их здесь выкладывать?
Эльф Аргайль-ни-Онгэре был родом из какого-то странного мира, где не было почти ничего, кроме пустыни и войны.I
Первое, что я увидел здесь, − кошмарная мохнатая морда медленно наклоняется надо мной, ухмыляется, демонстрируя очень острые клыки. Лицо и все тело этого существа, насколько я мог судить, было покрыто густой шерстью − как у неукротимых та'йарр, что живут в подземных поселениях на окраине пустыни, впадают в боевое неистовство, разрывают врагов на части и едят в живьем.
Но это существо не было похоже на та'йарр. Массивнее, выше ростом, совсем другое сложение...
Гармоничнее, что ли. Круглая голова, передняя часть лица (или все же морды?) чуть выступает вперед, огромные, наводящие ужас желтые глаза с вертикальными щелками зрачков смотрят внимательно и, кажется, немного удивленно... Большие треугольные уши с пушистыми кисточками нервно подергиваются, словно прислушиваются к чему-то, невидимому мне. Небольшой розовый нос, и вдобавок ко всему длинные жесткие волосы белого цвета, словно бы разбросанные по всему, и без того мохнатому лицу. На щеках, если только это щеки, под носом, над глазами, вместо бровей...
Существо усмехнулось, открыло пасть: сверкнули длинные острые зубы, мелькнул язык − неожиданно ярко-розовый, покрытый короткими жесткими волосками... Или чем-то похожим на волоски?
В общем, чудовище.
Оно дотронулось до моей щеки − ощущение такое, будто тонкая замшевой перчатка на руке. А ведь нету ничего...
Тыльная сторона руки (или лапы?) тоже была покрыта короткой густой шерстью, но прикосновение чудища оказалось на удивление приятным, почти нежным − и почему-то показалось, что оно меня не съест.
Наверное.
Во всяком случае, в ближайшее время.
Более того − оно, кажется, зачем-то пытается ободрить меня.
Шерсть чудовища была длинной, мягкой, густой и почти белой − точнее, очень светлого золотисто-бежевого оттенка, и это почему-то было особенно жутко.
Существо подошло к окну, и я понял, что оно скорее женщина. Во всяком случае, если они устроены схоже с нами. Нельзя сказать, чтобы мне стало спокойнее, − скорее, наоборот. Всем известно, что женщины более жестоки, воинственны и опасны в бою. При ходьбе оно так покачивало бедрами, что мне стало чуть не по себе.
Среди складок длинного широкого одеяния − я потом узнал, что такое называется "юбка", − двигался из стороны в сторону, словно жил своей отдельной собственной жизнью длинный мохнатый хвост. Я даже и не представлял себе, что такое бывает...
То есть хвосты я, конечно, видел и раньше, но только у пустынных крыс, сусликов, ящериц, летучих змей и скорпионов − далеко не такие красивые и длинные.
И без кисточек.
У известных мне разумных хвостов не было, насколько я знал. Хотя нет, у загадочного народа оиски, живущего в северных городах-оазисах, говорят, есть хвосты. Хотя кто их видел? Никто из наших так далеко не забирался − или, по крайней мере, не возвращался оттуда.
Куда же я попал?
Женщина неведомого мне народа стояла у окна. Ярко-красное солнце − потом я узнал, что это называется "закат" − окрашивало ее шерсть в цвета пламени и расплавленного золота, и я вспомнил легенду о волшебном тушканчике с тремя хвостами, что живет в сердце огненной горы. У него прекрасная бело-золотая чешуя, и три хвоста, которыми он (точнее, "она") пишет историю всего, что происходило "на земле, в лесу и в потустороннем мире".
Что бы это ни значило.
Но тогда я очень испугался, увидев ее впервые.
Лорд мой Котик говорил потом, что это правильно. Что экзистенциальный ужас − совершенно естественная реакция на его бабушку, госпожу старшую целительницу Озерного замка.
Лорд мой Котик говорил потом, что это правильно. Что экзистенциальный ужас − совершенно естественная реакция на его бабушку, госпожу старшую целительницу Озерного замка.
А вообще, она добрая.
Как здесь говорят, мышки не обидит.
...Не считая надранных ушей, само собой.
Нет, пока не моих. Меня она почему-то жалеет, очень ко мне добра и даже, пожалуй, ласкова − ощущение такое, что она, кажется, начала относиться ко мне как к одному из своих внуков, как к члену семьи − задолго до того, как...
Но лучше я попытаюсь рассказать по порядку.
Начали меня учить языку − сама госпожа целительница и учила. Многое я, оказывается, уже примерно знал − слышал, как она разговаривает со своими помощницами, еще с кем-то, обращается ко мне − ну и многое, видимо, было просто само по себе понятно. Поначалу много ли надо-то.
Оказалось, что у них здесь есть существа, похожие на меня − то есть прямо тут у них нету в этом самом Озерном замке нету ("только котоэльфы, но это совсем другие"), но "вообще в этом мире" есть.
Я уже понял, что попал в какое-то странное, видимо, очень далекое место, но "в этом мире" − значит, есть и другие? Более того, они считают, что я именно из "другого мира", а не просто, скажем, издалека? Впрочем, люди из железной крепости с серыми стенами, зачем-то державшие меня в плену, тоже что-то такое говорили...
Здесь таких, как я, называют "эльфы". Странное слово, короткое, резкое и звонкое, как щелчок тетивы. Совсем не похоже на меня... Но мне, кажется, нравится. И я даже похож на некоторых из них − на один из видов? Из племен? Народов? Не вполне понял. На лесного эльфа, оказывается, похож − у них тоже раскосые глаза, четко очерченные скулы, пепельные волосы...
Странно, у меня, вроде, скорее светло-русые, чуть дымчатые... Знаете, таким иногда бывает песок у подножия холма, когда на него светит Старшее-из-солнц?
Или поседел? Как Саэллах после гибели сына? Но мне-то вроде, не с чего...
Я осторожно повернул голову так, чтобы несколько прядей упали на лицо. И правда, какие-то выцветшие, что ли. И короткие. Ну, то есть короче, чем всегда − вообще, они у меня были чуть ниже пояса...
Да, вспомнил − те загадочные существа из странной железной крепости зачем-то отрезали мне волосы. Не сразу − сначала они были заботливы, внимательны и даже добры. Позже, когда начали бить, − не понял, зачем, кажется, без очевидной причины. Вроде бы они почему-то считали, что длинные волосы очень важны и их утрата почему-то должна очень меня огорчить. Но я был слишком потрясен, и у меня были более серьезные причины для огорчений.
...Попал в незнакомое место, раненый, встретил там существ, похожих и непохожих на нас − во всяком случае, они были более схожи с нами, чем, скажем, коирингэ, н'гхпешти или те же та'йарр. Я о таких никогда не слышал. Сначала они обходились со мной по-доброму − кормили, лечили, разговаривали почти по-дружески, расспрашивали, обещали вернуть домой. Правда, мне часто казалось, что что-то здесь не так, но думал − мало ли, может, от того, что все иначе, не как у нас? Стены железные, окон нет, светильников не видно и ощущение такое, что все это под землей.
Их интересовало все − наш "мир", народы, населяющие его, как мы живем, чем занимаемся, с кем и почему воюем... Увы, я не так много и знаю − только про нашу пустыню, и то не про всю. Война, кажется, была всегда − во всяком случае, мои родители погибли на войне, и их родители тоже. А есть ли на свете еще что-нибудь, кроме пустыни? Так, смутные слухи. Города оиски в северных оазисах, народ оаки, еще более таинственный, говорят, еще дальше есть какие-то большие города и какие-то леса далеко на севере − но о них я почти ничего не знаю. А потом начали делать с мной странные вещи. Разрезали, зашивали, снова резали, прижигали, копались в ранах, обрабатывали их какой-то дрянью, от которой они дольше заживали и болели еще сильнее. А позже, когда, эти существа, по их словам, выяснили все, что хотели, они просто начали меня бить и делать всякие обидные, по их представлению, вещи.
Вроде как я теперь в полной их власти, они узнали от меня все, что хотели, я больше не представляю для них ценности, и со мной можно делать все, что им захочется. Бесконечно удивительны существа, у которых такие вот... Хотения. Насколько же ужасной должна быть их жизнь! И да, возвращать меня домой они не собирались с самого начала (не могут?), а поверил я им оттого, что слаб и глуп...
Странные какие-то. Мне было бы даже жаль их, если бы они не делали того, что делают. Не похищали, не мучили, не убивали.
И да, смутно припоминаю − кажется, они тоже называли меня "эльфом". Видимо, в этих краях так называют какой-то народ, внешне похожий на нас. Но те, из подземной крепости, тоже похожи на нас, гораздо сильнее, чем, например, госпожа целительница. Правда, они что-то говорили про форму ушей − и действительно, у них уши короче и так смешно закругляются. Но я не назвал бы это существенным отличием.
...А язык у здешних "эльфов" совсем иной, не похожий на наш − мелодичный, струящийся, как струйки воды из рукомойника, что льется в серебряную чашу... Очень легко дается, сам не знаю, почему.
...Здесь вообще много воды − есть такая, что течет сама по себе, просто по земле течет − с трудом представляю, как такое может быть, хотя и читал, что раньше так, вроде, бывало. А еще вода, которая никуда не течет, а просто есть − эта называется озеро. Как очень большое водохранилище или пруд, только никто его не делал, оно само появилось. И живет само, никто за ним не ухаживает и не присматривает! В нем даже купаться можно − сколько влезет и когда хочется, и ничего ему от этого не сделается. Не специально набрать немножко, что бы помыться, и даже не как под душем − душ у них тоже есть, но госпожа целительница говорит, что это не так интересно, как "ванна", особенно с пеной, маслом и травами.
Я пока не могу представить себе всего этого, но она говорит − когда раны заживут окончательно и я немного окрепну, мне все это обязательно покажут. И озеро, и ванну с травами, и лес, и речку − это та самая текущая вода... И искупаться позволят, и даже плавать научат.
− Зачем? − удивился я. − Разве пруд может быть настолько большим?
Она ответила, что здесь все умеют плавать, поскольку что замок, в котором они живут, стоит на острове посреди озера. Видимо, остров очень большой, раз на нем умещаются целый замок, пара поселений, сад, небольшой лес, поля какие-то... Это каким тогда должно быть озеро? Госпожа Бабушка говорит, что с одного берега едва видно другой. И еще говорит, что это озеро маленькое, а недалеко, в нескольких днях пути есть еще одно, большое, вот там уже не видно (там даже целые города на островах стоят!), и корабли по нему ходят. А в лесу, где живут здешние эльфы, есть огромное озеро, там тоже и города, и корабли...
...Лес, это когда много деревьев живут сами по себе, никто их не сажал и не выращивал специально. А еще там живут грибы, ягоды и фаэри. Грибы и ягоды можно собирать, а для фаэри приносить гостинцы − они очень любят творог, сыр и всякие пироги. Госпожа целительница обещала, что когда я смогу ходить, ее внуки мне все это покажут. А пироги она сама, вот прямо в тот же день принесла с кухни. Интересная еда, вкусная, слишком тяжелая на мой вкус, часто такое есть не хотелось бы. А вот молоко − это, оказывается, нечто совершенно изумительное и невероятно вкусное. И сыр! Его, оказывается, бывает много и он бывает разный − мягкий, твердый, соленый, сладкий, острый, с травами и пряностями, с фруктами, жареный, копченый... Госпожа Бабушка смеется и говорит, что я как ее внуки и мы наверняка поладим.
...А еще они делают совершенно потрясающую вещь из взбитых сливок, замороженных с фруктами и медом. Я попробовал − и несколько дней жалел, что нельзя питаться только этим, а госпожа Бабушка почему-то посмеивалась. Кстати, Бабушка − это не имя, и даже не совсем прозвище, как я сначала подумал. Просто она действительно бабушка здешнего командира − его называют "князем". Поэтому ее многие так и зовут. И я могу так звать, она уже привыкла. То есть здешний Старший, которого зовут лорд Котик, − ее внук! И, по ее словам, выходит так, что у многих здесь живы родители и даже бабушки с дедушками − у взрослых уже! Я спросил − нет, у них тоже война. Но не такая, как у нас, судя по всему, а в чем отличие − тоже пока еще не понял...
А странно было бы − такое место, где совсем нет войны! Не могу себе представить, что бы мы тогда делали − хотя мечтал же в детстве, многие мечтали. Чтобы родители всегда рядом, чтобы не погибал никто и братья-сестры рождались... Говорят, когда-то так и было − не в том смысле, что войны не было, а многие успевали произвести на свет нескольких детей и даже вырастить иногда.
Госпожа Бабушка говорит, у местных шидаэ... то есть эльфов примерно так и есть, разве что изредка небольшие стычки на границе. Кто хочет − участвует, кто не хочет − нет. И погибают в них редко, а еще у них есть союзники. Из того самого народа, к которому принадлежит она сама, только, кажется, чуть другой ветви. И еще какие-то существа, я не понял пока.
...А могли бы у нас быть союзники? Кто-то, сражающийся на нашей стороне, − это было бы как? Наверное, было бы легче... Но приходилось бы с ними как-то ладить?
Почему эта мысль всплыла самой первой? Что плохого или сложного в том, чтобы ладить − ну вот хотя бы и с такими, как госпожа Бабушка, и почему эта мысль первой пришла мне в голову? Но представить, что мы сражаемся, скажем, бок о бок с коирингэ против н'гхпешти или обсуждаем с та'йарр тактику сражения против отайэнги, − голова отказывается. Потому что все они хотят нас убить и завладеть сокровищами Цитадели? Но ведь и друг другу они тоже враги, не меньше, чем нам.
Что плохого в том, чтобы мы были не одни? Или дело только в том, что мы не можем им верить? Я не знаю...
Госпожа Бабушка говорит, что у них бывают периоды затишья, долгие или не очень, вылазки, набеги и сражения... Вроде все более-менее так же, но ощущение такое, что есть какое-то качественное отличие, которого я пока не могу уловить.
...Но не улыбаются наши женщины − так. Тепло, ласково, по-доброму − и без грусти. Даже совсем молодые девушки − а ведь у нее погибли брат, муж, сын, дочка с внуком... Мы всегда знаем, что нас ожидает гибель − не сейчас, так в следующем бою или через пару лет. Да, мы живем, радуемся, любим друг друга, но ни на миг не можем забыть об этом. А для нее... Прошлое, в котором умирали те, кто был ей дорог, словно бы осталось за дверью − госпожа целительница закрыла ее и больше никогда туда не ходит, а только в то, когда они жили. А у будущего, в котором могут погибнуть оставшиеся внуки, родичи, друзья, любовники (это кто вообще?) словно бы нет права на существование.
Огнестрельного оружия у них нет − только луки, копья, ножи и всевозможные мечи. Жаль, конечно, что ружей нет, но их и у нас было не то чтобы много. А из лука я умею. Как и любой из шидаэт'унн, воинов Цитадели...
Зато у них есть море! На месте нашей Цитадели тоже, говорят, прежде было море. И сейчас еще иногда находят мелкие обломки ракушек и морских камней − кораллов, янтаря и перламутра. У моего названого брата Шоно был такой − плоская ракушка, белая, чуть отливающая перламутром. Он носил ее на груди, на шнурке, как талисман. Ракушка досталась ему от матери − Шоно неплохо ее помнил, когда она погибла, ему было уже почти семь. Морские камни вообще очень ценятся − их дарят друзьям в знак побратимства, возлюбленным, оставляют детям, вставляют в украшения − потому что они как память о том, что было прежде. Как знак.
Что мы, шидаэт'унн, помним о том, что прежде было не так, как сейчас. Не было пустыни с ее ядовитыми ветрами, может, даже не было войны, а были лес и море.
Позже я подумал − а может ли быть так, что здешние жители тоже поступят со мной, как и те странные существа из подземной крепости? Госпожа Бабушка добра ко мне, разговаривает по-дружески, как с одним из своих, который попал в беду, старается порадовать, приносит вкусные вещи и картинки − но как я могу знать, что у нее на уме. А ее родичи, этот самый Старший? Да, он велел лечить меня и заботиться − но кто знает,что у него на уме? А другие? Бабушка говорит, они очень разные. Гоблины, котолюды, змеелюды, человеки, котоэльфы − звучит как музыка, чужая и завораживающая.
Конечно, у них есть хвосты и кисточки на ушах − но значит ли это, что они лучше?
Кто знает, как здесь принято...
Может, и мне придется отрастить хвост − в знак того, что я не злодей?
Но здесь совсем другая атмосфера, что ли. Общее ощущение. В воздухе словно бы разлиты тепло и уют, нет этого "что-то не так", которое я пытался затолкать поглубже (оказалось − зря), нет этой снисходительности, обернувшейся презрением. Значит ли это, что здесь со мной ничего подобного не случится?
Ведь не обязательно.
Спросил.
− Да, − ответила госпожа целительница, равнодушно пожав плечами. − Моему внуку будет любопытно, если ты что-нибудь расскажешь о своем мире, но если не захочешь, ничего страшного. Мы будем рады, если ты решишь остаться с нами, − тут она ласково потрепала меня по щеке, − но если не захочешь, можешь отправиться к эльфам сразу, как только поправишься, мы поймем и будем не в обиде. Провожатых постараемся найти.
Нет, они не могут вернуть меня домой. Ее внук больше понимает в таких делах, но тоже вряд ли. Возможно, он что-нибудь и придумает, но мне вряд ли стоит надеяться, что это будет скоро − я, по-видимому, действительно из другого мира (во всяком случае, солнце здесь одно, и она ничего не знает о месте, где их было бы четыре). А переправить кого-то в другой мир очень сложно, особенно если сам в нем никогда не был. А если бы кто-нибудь побывал в таком странном месте, она бы наверняка об этом слышала.
− Но ты не отчаивайся, − она погладила меня по голове своей мягкой лапой. − Мир большой, в нем много интересного, а мой внук обязательно попытается что-нибудь выяснить. Вдруг и правда кто-нибудь побывал в вашем мире, только живет он не здесь, а, к примеру, в Эйемери, в Городе Солнечных Башен, а то и вовсе в Каменном королевстве... Вытащить кого-то из его родного мира, оказывается, проще, но для этого нужны особые знания. Обычно, по ее словам, выбирают наугад. Но лучше уточнить у внука, она в таких вещах не очень разбирается.
Да, конечно, она имела в виду здешних, этих самых эльфов. Ну нет, к ним я точно не хочу, хотя госпожа говорит, что они добрые и не обидят, даже если узнают, что я чужак. Наоборот − могут помочь вернуться или научат всему, что положено знать и уметь местному эльфу. Но будут ли они рады тому, кто выглядит совсем как они, но "эльфом", строго говоря, не является? Хотя бы и потому, что вырос в пустыне, где светят четыре солнца, а за лук берутся только тогда, когда кончаются патроны.
...А еще, сказала госпожа Бабушка, спасти чью-либо жизнь − благое деяние, закон степи велит помогать тем, кто попавшим в беду. А предавать того, кто тебе верит, ну, как мои пленители, большой грех, в здешних краях стараются так не поступать.
− Здесь вообще не очень принято кого-нибудь мучить − так что ты не бойся.
Вроде бы и не стоило бы доверять, страшно − все-таки чужой мир или, во всяком случае, какие-то очень далекие края с незнакомыми жителями. Мало ли что для них значит не обижать и хорошо обращаться. Очень не хочется еще раз попадаться так − поверить и ошибиться. Но бояться и подозревать, искать во всем подвох и все время ждать обмана не хочется еще больше. Да и не смогу я. Так что, чуть подумав, решил, что буду верить своим ощущениям. Ну и обращать внимание, если что-то будет не так.
Пытался выяснить, что со мной будет, если останусь здесь, у них. А ведь останусь − на какое-то время точно. Пока выздоровею толком, пока язык местный выучу. Несколько языков. А, нет, это только в здешних краях − несколько...
Что я буду делать, зачем я им вообще? Ладно, спасти − благое дело, но что потом? Здешний житель может, наверное, вернуться домой, а мне-то, выходит, некуда...
Говорит − будешь жить. Просто жить, а что делать − как сам захочешь, со временем разберешься.
Просто жить?
− Ну да, − говорит. − А как еще можно?
Не уверен, что понимаю, как это.